я не знаю, что мне оплакивать - всё живущее или смерть. мне не влом становиться факелом, если мне суждено гореть - здесь прохлада мне претит более, чем уральский гнилой мороз.

море плачет до края горестно и взрывается хуже гроз.

ты клянёшься: мы снова встретимся.

на нас смотрят десятки лиц - я всё морщусь, как злая сплетница или сломленный атеист, и висит океаном в воздухе, что когда-то - на волоске.

море гонится и коростами соскребает с меня рассвет.

память корчится и сгибается, точно феникс вздымает прах. солнце сушит меня гербарием в слишком вьющихся волосах, чтоб кассеты в забитой памяти не давали покоя снам; чтобы жить и продолжить плавиться в тощей ярости их облав, чтоб вернуться к началу плёнок и повторять их, как день сурка.

я гнию под сухими клёнами, чтобы вспомнить, как их вдыхать.

но однажды они закончатся, и откроется небосвод - и я с ними исчезну в почестях от измученных солнцем вод, чтобы где-то в своём сознании проживать этот глупый час, раз за разом вдыхая пламенный гололёд твоего плеча. вот и кеды в песке до тошного - и не смоешь за десять дней; ты смеёшься с моих тревожностей.

ну, а мне бы, чтоб без людей - обсмеять их рассвет, оскаленный на полуденный мирный сон; целовать тебя на развалинах, укрываясь от их часов, обнимать, словно трос над бездной иль дрожь колен под салютный залп.

фотосферой своей не брезгуя, солнце треплет мои глаза.

я всё тихо сражаюсь с временем, чтоб разбиться в бездушный прах, чтобы лечь на твои колени и умереть на твоих руках, чтоб к утру под тягучим заревом тело сгрызли десятки птиц, посмеявшись над холодами, что не способны меня спасти.

и ты держишь меня уверенно, только руки твои дрожат. ты клянёшься: «мы снова встретимся», но не хочешь смотреть в глаза.

море бьёт меня по коленям и ненавидит меня одну. ты уйдёшь - оно будет пениться и потащит меня ко дну.

.

мне бы знать, что я буду зрителем, где весь мир стал куском от скал; а твоё «мы ещё увидимся» - всем последним, что ты сказал.

я надеюсь, что стану каменной, чтоб не слышать кричащих птиц; я забудусь в своём сознании, неспособном меня спасти.

.

чайки будят мои эмоции, выгрызая во мне очаг.
я пою,
только между нотами мне нельзя по тебе скучать.

пусть я худший мертвец, что навлёк на себя беду.
я плохая жена, раз решила, что я уйду.
я пойду против них, возжелав на себе огня, чтобы их пистолеты направились на меня.

я купила ружьё, чтоб стрелять им в своих подруг - я злодейка, что ввек не полюбится никому. я живу против всех, вытирая остатки слёз - и надеюсь, что ты не воспримешь меня всерьёз.

где спасается тень от моих обречённых слов, я отброшу любовь и пойду на своих врагов, чтобы в книжных листах была выдача по клейму,
где я - худший мертвец, объявивший себе войну.

пусть они говорят, как я пала за эти дни - ты любима их снам - так уж вышло, что и моим. мне бы помнить, что ты - часть их общей земной глуши, чтоб погибнуть с огнём, злобным телом и без души,
чтобы все ненавистное ими осталось мной.

я так жажду войны, чтобы в будущем стать войной, чтобы солнце разбилось об мой черепной паркет.

я увижу глаза твои, зная, что их здесь нет -
и я так проиграю, свалившись на груду мха, чтоб меня затоптали и бросили полыхать.

я пытаюсь, родная, к пределам усилить боль - я исчезну настолько, чтоб статься сырой травой, чтоб укутать твой страх и укутаться в шум минут да запутать все мысли, чтоб дать тебе отдохнуть.

вот держу тебе небо, пока не взошёл рассвет - я атлант, что решил, что он справится без коллег, и когда из-за солнца мне станется горячо, и я выйду в поля, чтоб играться с ним, как с мячом - залечи мои руки, как выпадет лёгкий шанс -
ведь я худший мертвец,
раз пока что могу дышать.

подруги, всех с днём борьбы за женские права! оставайтесь сильными несмотря ни на что 🖤

выдираешь чеку, точно я прописная бомба, запираешь меня в бесполезнейших катакомбах, чтоб авось не убила своей ледяной душой.
я такая большая -
ты тоже такой большой.

с этим сердцем и мне совладать тяжелее судна; я сжигаю себя, чтоб согреться на долю суток. эти стены простонут, что мне уже не помочь - моя злоба за год обрела дорогую мощь, только мне же платить.

и ты смотришь, кто первый сдастся: мой плутающий страх или сшитый обидой панцирь,
но я сжалась в углу - без движения и обид.

я взрываюсь в себя.
я пытаюсь себя убить.

низводя до земли всё, что разом меня касалось, уничтожив людей, что давали хотя бы малость, как голодная рысь, истребившая жеребят, оставаясь ни с чем и начав пожирать себя, я валюсь с глупых ног, не дойдя до других решений.

эта злоба - петля, что подходит под эту шею,
и ты смотришь в глазок моей слишком привычной тьмы.

ты находишь себя в гулкой боли моей тюрьмы, и ошибка твоя хуже всей причинённой боли:
ты сочувствуешь мне, будто я обречённый кролик.

ты все смотришь вперёд, не учтя, что вокруг оси:
кролик знает, как ждать

и как правильно раскусить.

прекращай возвращать меня снова к твоим ночам.

этот вечный полёт будет вечным всего лишь час, но смотри, как врезаются крылья и невзначай растворяют меня, расколоченного внутри.

только думать о выборе мне не хватило сил - потому посмотри, как опять тебя не спросил.

каждый шаг мой решает монета и керосин - и я здесь наудачу, нанизанный на штыри.

пусть зелёные крылья опять разрезают тьму, оголяют мой труп и проходятся по клейму. они выкрали всё из моих оголённых рук - я позволил им взять и забить себя до корней.

ты не просишь меня быть таким, какой я сейчас: искалеченный, злой и идущий к твоим плечам; я нарушил всё то, чем я клялся и обещал не влюбляться в твой сон и в звонок у твоих дверей.

прекращай возвращать меня снова к твоим дверям.

пусть они отворяются, будто приют друзьям, одиноким собакам, бездомным и матерям, -

а злодеи, как я, умирают на их коврах.

самолёт вместе с небом разрежет меня на сны, где я буду молчать - обездоленно и навзрыд.

ты меня не звала, но я так разучился жить, что звоню в эту дверь, чтоб погибнуть в твоих руках.