Чем отличается киновед от кинокритика, и кого мы чаще всего встречаем в интернете?

Когда-то я очень злился на разборы не очень квалифицированных блогеров, разбирающих фильмы. Очевидная отсебятина, поражали опора на собственный пупок и вкус. Человек оценивал фильмы, опираясь ни на всякие там «языки кино», «мизансценические и оптические построения», «сюжетную и структурную композицию», а на – «режиссёр не понимает ничего, сюжет банальный и тысячу раз использованный, актёры – бездарны». Ужасали цифры просмотров. Но потом я начал всматриваться в поток и понял, что нервничаю зря. Киноблогер - особый род зрительского взгляда, который часто, никакого отношения к профессиональному анализу не имеет.

Так кто же такие «настоящие» критики?

Нужно сначала понять, кто такой киновед и что делает критик. Ответ прост: киновед – человек с профильным кинематографическим образованием, занимающийся теорией кино. Чем глубже он опирается на теорию, тем он интересней в профессиональной среде. Критик - живёт сиюминутными вещами, остро реагирует на происходящее в киноиндустрии, опирается на профессиональные «стратегии» анализа. При этом его задача – прожить до следующего фильма. Иногда сиюминутные разборы кинокритиков, отстоявшись во времени, достигают вершин киноведения и становятся текстами теории кино. Но, в принципе, критику необязательно в своих разборах мыслить глубоко. Главное – точно чувствовать время. Он говорит о трендах и направлениях момента. Должен ли кинокритик иметь профильное образование? Не обязательно. Важны историческое сознание и владение стратегиям разбора других искусств, близких к кинематографу — литературе, живописи и театра. Нужно ещё научиться грамотно излагать свои мысли, иметь зоркий, а главное честный взгляд на кино. Если он ещё и эмоционален, как «неистовый Виссарион» - дорога такому критику в вечность.

Вспоминая Виссариона Белинского, критик часто принимает на себя и роль проповедника: не пиарится на чужом произведении, не старается быть признанным узким кругом коллег в собственном киноиздании, а доходит до ума создателей фильмов, а если получится, то и до ушей продвинутых зрителей. Настоящая критика предполагает не монолог, а диалог. Этого почти нет сегодня не только по состоянию самой кинокритики, но и в силу других причин. Поэтому дефицит профессиональной критики в сетях заполняют непрофессионалы, которые умеют вести онлайн диалог, нравиться публике, выплёскивая накопленные энергии в пространство.

Почему они выбрали кинематограф? Потому что это самое простое искусство. Не требующее, как кажется, подготовки. На художника, академического музыканта и певца, балетмейстера или танцора нужно учиться, а тут можно и самому снять кино и с друзьями обсудить с точки зрения ведущего критерия толпы «нравится – не нравится». Лайкнуть или дизлайкнуть. Не важно что, важно, что завтра будем говорить уже о другом. Так и живём…

Военная драма «Воздух» хорошо прошла в прокате, хотя и разделила синефилов и киноманов на два лагеря.

Одни откровенно уходили с сеанса, обвиняя автора в вечной режиссёрской «вялости», другие увидели на экране новое дыхание в военной теме без победных реляций, спецэффектов и грохота фонограмм. Кто-то даже назвал «Воздух» лучшей картиной Алексея Германа-младшего.

Фильм выходит на одной из платформ, продолжая «набирать очки», а я решил поговорить об особенностях фильма, на которые другие могут не обратить внимание.

Спрашивают, кем бы я мог стать, если не режиссером?

В марте прошёл у меня юбилей. Перебирал фотографии, тетрадки-дневники и неожиданно понял, что был бы дизайнером. Не потому, что дизайн и кино сегодня "наше всё", просто сколько себя помню - графический рисунок и шрифт возбуждали меня больше всего.

Отец научил меня черчению, привил страсть к геометрии. Рейсфедеры, лекала, транспортиры, циркули, угольники сопровождали детство. И сегодня дома на рабочем столе масса разных карандашей, разнообразные линейки, даже офицерские с загадочными военно-топографическими знаками. Отец научил меня начертанию шрифтов и оформлению стенгазет: после той войны, он дослуживал в Кирове оружейным мастером и по совместительству… писарем. Так что всю школьную жизнь я занимался наглядной агитацией.

В СССР то, что сегодня называется дизайном, именовалось «художественно-техническим конструированием (ХТК)». Мы с пацанами обожали ездить на всякие выставки ХТК в Сокольниках, куда раз в год приезжали «люди с Запада». Однажды в кустах парка я нашёл стеклянную бутылку «Кока-колы» О,33. Сегодня это кажется дикостью, но я поставил её на видное место в своей комнате. В Советском Союзе колы до Олимпиады 80 не существовало в массовых магазинах. Только в "Берёзке", за валюту, как артефакт «иного мира». Лунный камень… Грациозная, как девушка с узкой талией, бутылка смотрела на меня и шептала витиеватыми, змеиными буквами : «Я - твоя Кока и твоя Кола»Это было сильнее, чем « Бес сама муча», которую мы уже усвоили к тому времени.
Позже, когда можно было колу попробовать, напиток не произвёл на меня никакого впечатления. Тогда я и усвоил первый урок маркетинга: содержание необязательно адекватно своей форме. Мне казалось, я понял волшебную силу дизайна. Форма есть всё.

Если добавить, что раз в квартал я, на сэкономленные от обедов деньги, покупал в киосках «Союзпечати» редкие журналы на русском языке - «Англия», «Америка», не говоря про «Польшу» и «ГДР», то можно понять, как в глазах молодого человека отечественное ХТК очевидно проигрывало зарубежному дизайну.

Первичные навыки технического рисунка помогали и в студенческие годы. Я фиксировал мизансцены, которые выстраивали мастера, разрабатывал афиши для показов, да просто фантазировал на скучных занятиях по культпросветработе.

Когда спрашивают: «Нужен ли рисунок режиссёру?» я отвечаю, что в программе подготовки Сергей Михайлович Эйзенштейна этот предмет стоял как обязательный. Сам Эйзенштейн был блестящим рисовальщиком, Ромм – учился на скульптора, писал маслом старший Бондарчук, Хотиненко – архитектор по первому диплому, а Бекмамбетов и вовсе художник-постановщик без режиссёрского образования.

Прошлый век и нынешний – время тотального дизайна. Дизайн стал не только особой формой творчества, но и вышел на уровень самостоятельного искусства, как архитектура, фотография и кинематограф. Лучшие его произведения обладают безусловным смыслом, собственным выразительным языком, требующим понимания.

Для основной массы населения дизайн — надписи на продуктах. Как и режиссура, он не заметен для массового зрителя. Но истинному ценителю они говорят многое, поскольку несут в себе главное начало жизни – диалектику. Единство и борьбу содержания и формы.

Что такое «продюсерское кино» в моём понимании

Безусловно, расчёт. Было бы странным в принципе с этим спорить, тем более в цифровую эпоху, в век всепроникающего искусственного интеллекта. Цифра внедрилась в наше сознание и во все поры искусства. Это не только бюджет: вычисляют целевую аудиторию, определяют риски производства, проката, теперь ещё добавились политические и геополитические. При этом специфика кинематографа в том, что никогда до конца ничего нельзя предвидеть. И это не только погодные условия как в строительстве или авиаперевозках. Кино держится на людях, людьми делается, ими же рушится. Но что создают эти люди, что продают? Иллюзии! Следы реальности на экране. Если вы этого не понимаете, то никогда не станете великим продюсером.

Кинопроизводство не патронный завод или гидроэлектростанция, где есть входящие и исходящие данные. Продюсирование как дирижирование зависит от множества факторов, часть из которых – личный опыт, вдохновение и кураж. Но продюсер прежде всего человек. Он боится провала. Да! Нет в искусстве такого человека, который бы не боялся неудачи. Просто каждый под падение подстилает собственную экономическую или психологическую соломку, да и сильнее страха - страсть увидеть свою иллюзию на экране, но за неё нужно брать ответственность. А это тяжелая ноша.

Вот продюсер покупает права на книгу или оригинальный сценарий, передаёт режиссёру и спрашивает: «А мы не пролетим?». Что он делает – перекладывает ответственность. Или под свой вкус душит молодого режиссёра, гонит его под некие «стандарты киноиндустрии» и обвиняет в профнепригодности, что он делает? Защищает собственную задницу от начальства, у которого грант получил под дебютанта. Я уж не говорю о всеобщем сегодня стремлении оторвать финансирование, а там «чёрт не выдаст свинья не съест». Обычно за это ругают продюсеров. Но я не об этих.


Ридли Скотт вспоминал как снимал «Гладиатора», первый в XXI блокбастер: «Мы переделывали сценарий накануне смены и так до конца съёмок. У меня были прекрасные раскадровки, и в целом я шёл по ним. Но сам не знал тогда, что снимаю». А про пересъёмки финала «Слова пацана» вы и сами помните.

Если посмотреть практику отечественного продюсирования, то мы увидим, что выдающиеся работы создавались в тандеме продюсера и режиссёра, в совместных рисках и поисках. Как это ни странно звучит для бизнеса – сила таких фильмов в вере продюсера, в чуйке и интуиции. Без этого нет никакого продюсирования. Продюсер – отец, режиссёр – воплотитель, а фильм - их совместный дух, который снисходит на людей. Продюсерское кино — общий алтарь и общая ответственность. Чаша, а не «тарелка» в начале и «шляпа» в конце съёмок…

Мы были великим советским кинематографом, потом сдались Голливуду почти без боя, сегодня наше кино переходит в новую фазу. Появляются новые люди и новые имена, свежие идеи. Распахивается огромное поле. Важно, чтобы на нём выросло что-то путное, а не просто бабло. И в этом сегодня главная ответственность продюсера.

Говорят о сериале «Слово пацана. Кровь на асфальте» много. И будут ещё долго.

Обсуждают все - от обывателей и депутатов Гос Думы до профессионалов здесь и за рубежом. Режиссёр и сценарист подобрались талантливые, современные, время перемен в сериале совпало с нынешним.

Об этом поговорим.