Мать говорит Христу:
— Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту,
Как я пойду домой?
Как ступлю на порог,
Не поняв и не решив -
Ты мой сын или Бог?
То есть мертв или жив?
Он говорит в ответ:
— Мертвый или живой,
Разницы, жено, нет.
Сын или Бог - я твой.

(Иосиф Бродский)

ЦВЕТЫ ЗА ОКНАМИ

(фотографии сделаны мною в музеях [club117739085|Пучуги], [club70162578|Двинского Березника], [club213534697|Народного Искусства в Ростове Великом], [club182515023|Верхней Тоймы] и [club210115803|сословий России Ильи Глазунова])

КОСТЮМНЫЕ ОБРАЗЫ В РУССКИХ ПОСЛОВИЦАХ, ПОГОВОРКАХ И ЗАГАДКАХ: О НАРЯДНОМ И МОДНОМ
(автор статьи - Мария Львовна Ковшова)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: "Тема моды хорошо подходит для описания новшеств в языке и стиле общения, но изначально она связана с новыми веяниями в одежде. Одежда относится к тем универсальным реалиям, которые преодолевают свое прямое назначение и получают осмысление в духовных областях культуры - истории, философии, религии, фольклоре, литературе, искусстве. Одежда погружена в быт, но «быт - это не только жизнь вещей, это и обычаи, весь ритуал ежедневного поведения, тот строй жизни, который определяет распорядок дня, время различных занятий, характер труда и досуга, формы отдыха, игры, любовный ритуал и ритуал похорон» [Лотман]. «Костюм служит средством к распознанию всего того, что по различию временных и местных обстоятельств составляет отличительную черту в нравах, обычаях, законах, вкусе, образованности» [Виноградов]. С понятием костюма соединено выделение типов народной одежды - будничной, праздничной, торжественной и обрядовой. «Народный костюм функционален; с ним обычно связана та или иная функция или ситуация, в которой находится ее носитель (будничная, праздничная, свадебная, траурная, похоронная)».

Отношение к одежде в народной среде, из которой выросли поговорки и пословицы с костюмными образами, всегда было бережное; народный костюм в традиционной культуре наделен многомерной семантикой - функциональной, иерархической, эстетической, этической, духовной, обогащен мистическим, религиозным, символическим содержанием. В пословицах и поговорках содержатся присущие русской ментальности «когнитивные схемы» осмысления всего происходящего в мире и его означивания. В силу своих основных функций - нравоучительной и превентивной, пословицы в образной форме передают ценностно значимые смыслы культуры, заостряют их в форме предписаний: «Береги платье снову, а честь смолоду»; «По платью встречают, а по уму провожают». Пословицы - образные конденсаторы сформированных социальных оценок: «По платью видят, кто такой идет»; «Сапог лаптю не чета»; «Не к роже платочек, утрись рукавичкой!».
Согласно пословицам, внутренние качества и свойства человека важнее, чем его внешний вид: «Не кидается девица на цветное платье, кидается девица на ясна сокола»; «Рубище не дурак, а золото не мудрец». Путем создания параллельных конструкций костюмные образы «примеряются» и к другим ситуациям, чтобы выработать единые правила, обозначить универсальные приоритеты в иерархии ценностей. Например, о чужом как ценности мнимой: « Чужая шуба не одежа, чужой муж не надежа»; «В чужом платье не покрасоваться»; о выдержке как ценности подлинной: «Носи платье не складывай; терпи горе, не сказывай!»; о правиле соответствия: «Сапог с сапогом, лапоть с лаптем».

Недостойно, унизительно для человека быть бедным, не мочь одеться в добротную, красивую, новую одежду: «Всей одежи - шапка да онучи»; «Две рубахи мокнут в ушате, а двое портков (порток) сохнут на ухвате». Недостойно сводить все изменения к материальному благополучию: «И в новом платье, да в старом разуме». Достойно оставаться независимым при любых обстоятельствах: «Свитка сера, да воля своя».
Ирония в пословицах и поговорках является одновременно примиряющим средством и выражением негативного отношения к тому, что противоречит нормам, правилам: «Хоть телешом, да в шапке»; «Хоть без штанов, да в позументах»; «Один балахон, да и тот из торговой бани унесен». Ироничные пословицы и поговорки легко «соскальзывают» в смеховую сферу прибауток: «Седлай порты, надевай коня!». Основная тема, для описания которой используются костюмные образы, это тема бедности: с образами голого или плохо одетого человека соединены стереотипные представления о бедности, нищете: «Житьё, житье: наготье да босотье»; «Голь беднее лохмотья»; «Заплаточки с лоскуточками беседуют». С образом хорошо одетого человека соединены стереотипные представления о богатстве и знатности: «Кто живет в добре, тот ходит в серебре. Жить в добре да в красне. Хорошо тому щеголять, у кого денежка гремит».

Хорошая одежда, по народным представлениям, должна быть удобная, из добротного материала, хорошо сшитая, подходить по размеру и форме, отвечать канону народного костюма. Эстетический компонент так слит со всем остальным в семантике одежды, что отделить его не получается, это разрушает целостность концепта, его «абсолютную слитность». «Кафтан красен клиньями»; «Платье красно, за реку видно». Выбор нарядной одежды связан с ситуацией праздника, для которого каждый принаряжается, как может: «На святой рубашка хоть плохонька, да беленька; а к Рождеству хоть сурова, да нова».
По обычаю, рубаху носили все, и мужчины, и женщины любого сословия, возраста, достатка; рубаха, по сути, костюмный представитель человека в русской культуре. Согласно ритуалам, белая рубаха надевалась на чистое тело в праздничный день, новая рубаха надевалась на особое торжество. Обряжение в смертную белую чистую рубаху символизировало окончание жизни и очищение от грехов. Эстетика рубахи в традиционной культуре пронизана социальными, обрядовыми, магическими смыслами. В образе пословицы рубаха выполняет функцию стереотипа необходимого компонента костюма, является символом сущностного бытия человека, его обновления в праздничный, значимый день.

Внешние качества человека, нарядный вид могут вызывать и зависть, и недоверие, поскольку, по стереотипным представлениям, наряд маскирует негативные сущностные свойства: «Не всяк умен, кто в красне наряжен»; «Наряд соколий, а походка воронья»; «В платье и пень пригож». Тем не менее среди поговорок и пословиц находится немало примеров, которые утверждают ценность чистого и красивого платья для гармонии внешнего и внутреннего: «Платье чисто, так и речь честна»; «Цветное платье на плеча, а добрая мысль к сердцу». Глубинная, более сложная эстетика костюма значима и в семантике пословицы: «Рубашка беленька, да душа черненька». В основе образа лежат архетипические смыслы «внешнее - внутреннее», «наружность - сущность». Смысловой акцент делается на противопоставлении символа внешней чистоты человека: рубашка беленька - его скрытой дурной сущности: душа черненька. (Существует и обратный образ: Платье черненько, да совесть беленька.) Костюмный образ белой или новой рубахи (рубашки) может поворачиваться разными сторонами своей культурной семантики и служить стереотипом в изображении простого человека: «Позвать Ивашку, белую рубашку»; иронически выражать идею соответствия, когда под видом щегольства описывается бедность, ограничивающая человека в самом необходимом, а также в новом; ср.: «Щёголь Ивашка: что ни год, то рубашка»; «Когда у Ивашки белая рубашка, тогда у Ивашки и праздник»; передавать стереотипные представления о нарядности и красоте, значимые в семантике чувств и отношений: «Миленек Ивашка в белой рубашке».

Темы нарядного, щегольского, модного в пословицах и поговорках в полной мере предстают при описании: 1) принаряживания и 2) увлечения нарядами. Принаряживание, украшение себя в праздники (семейные, календарные, религиозные) или на встречи молодых юношей и девушек отвечает правилам жизненного уклада, согласуется со смыслами радости, добра, молодости, веселья: «Цветное платье в большое место несет»; «Ножка об ножку постукивает, сапог о сапог пощелкивает»; «Шапочка с ушами, молодчик с кудрями»; «Сударь не сударь, а пуговки лоснятся»; «Пуговки литые, петельки витые (на сарафане, т.е. щеголиха)».
Подробно тема щегольства в пословицах и поговорках рассмотрена О.Е.Фроловой - по мнению автора, «щегольской можно считать, по-видимому, не праздничную или торжественную одежду, которая по определению должна быть нарядной, а будничную, которая а) неоправданно дорога, б) носится так, что обращает на себя внимание. Следовательно, должны быть отражены излишества, вычурности в одежде, заранее оцениваемые отрицательно»: «Писаные лапотки да пестрые онучи, так и подымай ноги покруче!»; «Растегаем (шелковый расписной сарафан, вид мужского долгого кафтана в старину) оделся, да шлык набекрень (шапка, колпак, заломленный набок)»; «Щёголь - хвост веретеном». Думается, что неодобрение вызывает не столько одежда с излишествами и вычурностями, сколько излишнее увлечение щегольской одеждой, поскольку не каждый день уместно наряжаться, тратить на это время: «Наряжается, что баба на Юрья (Юрьев день)». «Наряжается, что Маланья на свадьбу». Слова франт и франтиха, щеголь и щеголиха, модник и модница и устаревшие нарядник, нарядница, стоят в одном синонимическом ряду. При употреблении в речи они могут выражать разный спектр отношений к щегольскому виду. Так, поговорка: «Ходит франтом; сапоги с рантом» может быть одновременно выражением шутливой насмешки и восхищения. Оценочность воспринимается в широком контексте: «На женской половине, хотя еще было рано, уже стрекотали дочки, и в дверь всунулась женская голова с черной челкой до глаз. Это была любимая дочка Самсона, от первой жены армянки. Тотчас дочка выскочила в коридор. Узкий архалук сползал у нее с плеч и стягивал их назад, на руках были браслеты с бумажками. (На бумажках были написаны стихи из Корана). Шелковые шаровары, широкие, как два кринолина, едва держались на ее узких бедрах, и живот у нее был голый. Босыми ногами, окрашенными в темно-оранжевую краску, почти черными, она юркнула к Самсону. Дочка была модница - Застрекотала стрекоза, ходит франтом, сапоги с рантом, - сказал ей Самсон по-русски» [Тынянов, 1928].

Щегольство осуждается, если увлечение нарядами вошло в привычку, стало манерой поведения, стилем жизни и потому вступило в противоречие с правилами - отличать будни от праздников и не преувеличивать значимость внешних качеств над сущностными характеристиками. Увлечение нарядами - пустое занятие, и щеголи близки социальному классу богатых бездельников, а также мотов и глупцов: «На брюхе шелк, а в брюхе-то щёлк»; «Фата коноватна (из шелковой ткани), а голь перекатна»; «Камзолы зеленые, а щи не соленые». Оценочная лексика в пословицах и поговорках эксплицирует негативное отношение к щеголю и нарядчивому «охочий наряжаться»: «Курочка Ивашка о семидесяти рубашках: ветер дунул - и зад дал знать»; «И толста, и пестра, а рыло свиное». Хотя находятся редкие примеры, прямо утверждающие щегольство и красивый наряд как ценность: «Хоть бы в щеку бил, да щеголь был»; «Не речист, да кафтан борист (со сборками)». Заметим, что в контексте употребления поговорки могут выражать иронию.

Лингвокультурологический анализ единиц исходит из пословиц и поговорок, свойственной им оценочности. Так, поговорка: «Щёголь, да ноги коровьи» указывает на ненужное увлечение нарядами; в образе поговорки манере наряжаться уподоблено все наносное, не способное скрыть настоящее. Резкий контраст между мнимым и подлинным создает противопоставление нарядности человека и его уродливой «части», представленной в зооморфном образе. Компонент поговорки "ноги коровьи" символизирует низкий социальный статус человека, по ассоциации с крестьянским бытом. дисгармония во внешнем облике говорит о несоответствии внешнего и внутреннего; тем самым, образуется прескрипция поговорки: внешнее приукрашивание не изменит сущности. Интерпретация костюмного образа поговорки на этом и останавливается. Было бы неверно, например, усматривать связь данного образа с представлениями о демонах, в то же время такая интерпретация уместна при анализе мистического слоя - толкований снов, мифологических рассказов и т.п. По поверью, демоны одеваются в разные одежды (и обязательно высокие остроконечные шапки, скрывающие их рога); одежда «скрывает ослиные, конские, коровьи или козьи ноги с копытами». Но пословицы (поговорки) принадлежат к рационалистическому слою паремий, и в образе нашей поговорки одежда щеголя не скрывает ноги коровьи, а напротив - указывает на них.
Зооморфные метафоры постоянно используются в пословицах и поговорках для выражения негативного или позитивного отношения, но не к мистическим, а реальным качествам или свойствам человека: «Не свиным рылом лимоны нюхать»; «Глухая тетеря»; «Слепая курица»; «Грудь лебедина, походка павлина»; «Очи сокольи, брови собольи».

Особого внимания в пословицах и поговорках заслуживают образы модного. Согласно Словарю Даля, мода - «ходячий обычай; временная, изменчивая прихоть в житейском быту, в обществе, в покрое одежды и в нарядах»; отметим, что в словарной статье о моде отсутствует синонимический ряд: модник, щеголь, франт, нарядник, притом что слова модник и модница в синонимические ряды для щеголя, франта, нарядника включены. Тем самым, понятие «модник» занимает особое положение среди других понятий. В традиционной культуре осуждается страсть модничать, то есть следовать моде, подражать чужим национальным, социальным, местным обычаям, и это осуждение высказывается со всей прямолинейностью, выраженной императивами запрета и указа: «Полно модиться, живи, как водится!», «Умысел барский, да разум крестьянский».
«На пути этого подражания стоит консерватизм всего коллектива. Подражание костюму и другим сторонам жизни возможно только после отрыва из среды своего коллектива» [Богатырев, 2006]. Мода в пословицах интерпретируется как навязанная народному костюму, чуждая ему одежда, привносимая происходящими социальными изменениями: «В нынешних обрядах и фофаны (простаки, глупцы) в нарядах»; «По старой вере, да по новой моде». По пословице, немодная одежда более привычная и удобная; ср.: «Одежка вряд (т.е. средней руки) не обобьет пят».."

(ОКОНЧАНИЕ ВОЗМОЖНО БУДЕТ)
Статья проиллюстрирована фотографиями сделанными мною в [club210115803|Музее сословий России] Ильи Глазунова.

ЧЕРПАКИ

ДОМ С РОСПИСЯМИ В РАТОНАВОЛОКЕ (Холмогорский район Архангельской области).