Уважаемые читатели!

В январе 2014 года в издательстве "БХВ-Петербург" вышел мой роман "Зимний скорый. Хроника советской эпохи".

Сейчас он относится к рубрике исторической прозы. А начинал я его писать в октябре 1982-го, еще при живом Леониде Брежневе. Тогда события, о которых рассказывается в романе, были не историей, а современностью. И работал я над этим романом (с перерывами на другие книги, очерки, статьи) больше 20 лет.

Интерес к советскому времени сейчас очень велик, появляется множество книг, претендующих на то, чтобы их считали историческими исследованиями, выходят романы, фильмы, телесериалы. К сожалению, многие, слишком многие из них относятся к жанру "развесистой клюквы", а зачастую – являются прямым искажением правды. И это, возможно, происходит не случайно, это выгодно нынешним хозяевам жизни. Вспоминается Оруэлл: "Кто управляет настоящим, тот управляет прошлым. А кто управляет прошлым, управляет будущим".

Надеюсь, "Зимний скорый" избежит подобных упреков. Это роман об эпохе 1950-х – 1980-х годов, о судьбе поколения первых послевоенных лет рождения. На фоне выписанных с документальной точностью исторических реалий показаны судьбы трех друзей. Герои проходят неизбежную эволюцию от детско-подростковой наивности к необходимости отстаивать себя, сохранять душу и делать свое дело. Они вынуждены бороться за свое человеческое достоинство. Один из них попадает в тюрьму и погибает, двое других находят пути отстоять себя.

Мне кажется, такого взгляда изнутри на события и настроения последних советских десятилетий, на процессы, которые привели в итоге к гибели страны, в отечественной литературе еще не было. Во всяком случае, среди опубликованного я ничего похожего не встречал.

В текст романа органически входит большая вставная новелла (повесть, которую пишет один из героев) о соперничестве двух великих военных и государственных деятелей XVII века – Тюренна и Монтекукколи, о вечных проблемах смысла человеческой жизни и человеческого бессмертия.

Буду рад, если мой роман "Зимний скорый. Хроника советской эпохи" хорошо примут читатели.

До сих пор из романа были напечатаны только два отрывка: новелла о "Зимнем скором" в качестве самостоятельного рассказа в журнале "Нева" N 12/2001, и глава о Ленинграде 50-х – начала 60-х в сборнике "Мы петербуржцы", 2003 г., к 300-летию города (первая премия на юбилейном конкурсе в номинации прозы).

Первую часть романа можно прочитать в моем разделе в Интернет-библиотеке LibRu:
http://lit.lib.ru/o/oskotskij_z_g/
Ссылка на главу 1:
http://lit.lib.ru/o/oskotskij_z_g/text_0101_train_01.shtml

Информацию о книге и ее приобретении можно найти на моем сайте:
http://www.oskotsky.ru/main6.htm

В заключение приведу аннотацию издательства:

Эта книга – своего рода реквием поколению, родившемуся после войны, последнему многочисленному и самому образованному советскому поколению. Его талант и энергия могли преобразовать страну, обогатить её, поднять на уровень самой передовой державы мира. Но бюрократическая система не позволила этому поколению реализовать свои возможности, и следствием стало то, что случилось с нашей страной теперь.

Многие наши сегодняшние проблемы коренятся в недавнем прошлом, происходят от того, что мы не помним уроков тех времен.

В романе "Зимний скорый. Хроника советской эпохи" читатель найдет ту правду о недавнем времени, которая поможет лучше понять настоящее и осознанно действовать ради будущего.

Тем более что "Зимний скорый. Хроника советской эпохи", при всей легкости и увлекательности чтения, – напряженная, глубокая психологическая проза, так редко сейчас появляющаяся.

Захар Оскотский. "Ностальгическое"
Миниатюра из цикла "Зарисовки"

И всё же, была своеобразная прелесть в незабываемой эпохе Великого Застоя. Вот подлинная история из тех славных времен.

Некий художник зарабатывал на жизнь тем, что дважды в год, к Первомаю и к Седьмому Ноября, по заказу райкома рисовал портреты наших вождей – членов Политбюро ЦК КПСС – для развешивания на улице. (Если кто забыл: развешивать сей иконостас полагалось в каждом районе.)

Технология у художника была особая. Он наливал воду в огромное корыто, высыпал туда и растворял несколько килограммов сахара. (Опять же, для тех, кто забыл: килограмм сахарного песка стоил 90 копеек.) В сладком растворе он вымачивал холсты и натягивал их на рамы. Холсты, пропитанные сахаром, становились на диво крепкими. Потом он покрывал их с двух сторон лаком (чтобы сахар не растворялся от дождей за те несколько дней, что им висеть на улице) и стремительно малевал портреты.

Праздник заканчивался. Райкомовцы снимали портреты с улиц и прятали их в подвал. А дальше – ясное дело: мыши тут как тут на этот сахар...

Проходило полгода. Накануне очередного праздника, за три дня до того, как развешивать портреты (всегда за три дня, не раньше, иногда и за два!) к художнику прибегали из райкома:

– Выруча-ай! Спаса-ай! Мыши все портреты погрызли!

Художник (новые портреты у него, конечно, были уже готовы) изображал недовольство:

– Что ж вы так поздно спохватились? Раньше не могли, что ли?

– Да кто ж его знал! Спаса-ай!

– Ну ладно, что с вами сделаешь. Только за срочность – двойная оплата!

– Все, что хочешь! Спасай!!

Вот так и жили. И кому это мешало?

1994

Гибель Комарова глазами современников

Захар Оскотский. "Зимний скорый. Хроника советской эпохи"
Роман, историческая проза (издан в 2014 г.). Глава 6 (отрывок)

Только и запомнилось из той весны 1967 года, как поразила гибель Комарова. В привычном мироздании его ровесников ничего подобного не должно было случиться! Даже смерть Главного Конструктора в прошлом году их сознание приняло: что сделаешь, возраст, болезнь. Но чтобы советская космическая техника – самая совершенная, абсолютно надежная – могла так нелепо сломаться, чтобы космонавты – сверхлюди, осиянные свечением телевизионных экранов и глянцем журнальных фотографий, – вдруг оказались уязвимыми, беспомощными, смертными... Рухнул один из опорных столбов. Конечно, не самый главный, но, быть может, самый заметный.

А потом всё заглушила подготовка к предстоящему великому празднику – пятидесятилетию Революции. В нарастающем колокольном звоне радиопередач и газетных статей потонули и траурные марши космической трагедии, и перекличка экономической реформы. Такого экстаза не было, кажется, и в хрущевские годы. "Навстречу юбилею", "навстречу юбилею"! Юбилей представлялся не календарной датой, до которой можно просто дожить, а некоей вершинной точкой. Достигнуть ее можно было только ценой напряженной работы, путем трудовых свершений и побед. А уж с ее высоты должны были открыться новые дали. (Хотя, получалось, и так всё почти прекрасно: статьи о трудностях реформы в газетах как-то незаметно иссякли.)

День памяти замечательного человека

В этот день, 24 апреля, в 1967 году погиб Владимир Комаров.

В 1964 году он успешно совершил полет в космос на первом многоместном корабле "Восход-1" вместе с Константином Феоктистовым и Борисом Егоровым. Все трое были симпатичными людьми, но Комаров выделялся среди них какой-то заметной, доверчивой открытостью в сочетании со скромностью и деликатностью.

23 апреля 1967 года Комаров снова поднялся в космос на новом корабле – "Союзе-1". Это был первый пилотируемый запуск после смерти Сергея Королёва и впервые он закончился гибелью советского космонавта.

Как известно, Королёв давал разрешение на полет человека только в том случае, если перед этим два беспилотных запуска прошли успешно. В случае с "Союзом-1" это правило было нарушено: корабль был еще "сырым", каждый из трех предшествующих беспилотных запусков только выявлял новые проблемы.

Но... шел 1967 год, готовилось грандиозное празднование 50-летия Октябрьской революции, которое хотели отметить новой космической победой. Поэтому так спешили, поэтому сменивший Королёва на посту Главного конструктора Василий Мишин нарушил королёвское правило. А тех сотрудников, которые пытались предупредить об опасности запуска с человеком недоработанного корабля, он резко обрывал. Впрочем, на самого Мишина вовсю давили "сверху".

Планировались сразу два запуска. Первым должен был взлететь 23 апреля на "Союзе-1" Владимир Комаров. На следующий день на "Союзе-2" должны были выйти на орбиту Хрунов, Быковский и Елисеев. Потом планировалась стыковка: к "Союзу-1" должен был подойти второй корабль, Хрунов и Елисеев через открытый космос должны были перейти в корабль Комарова. После чего оба "Союза" должны были пойти на посадку.

Но сразу после выхода на орбиту "Союза-1" начались неприятности: не раскрылась одна из панелей солнечных батарей, не работал солнечно-звездный датчик, возникли сбои в работе новой системы ориентации. Запуск "Союза-2" отменили. Комарову приказали садиться. Однако главные неприятности только начинались.

Когда поступила команда идти на посадку, автоматика "запретила" выдавать тормозной импульс. С Комаровым на связи в это время находился Юрий Гагарин (кстати, он был дублером Комарова в этом полете). Комарову предложили ориентировать корабль вручную. Сподвижник Королёва, конструктор Борис Черток, в своих воспоминаниях отмечал, что такой вариант посадки космонавты не отрабатывали. Комаров выполнял то, чему космонавтов еще никто и никогда не учил. Он сделал всё, чтобы вернуться.

Но на заключительном участке приземления произошел отказ парашютной системы – сначала вышел вытяжной парашют, который вытянул за собой тормозной. После того, как аппарат снизил скорость, должен был выйти основной парашют, но этого не произошло. Капсула интенсивно вращалась вокруг вертикальной оси, и когда был выпущен запасной, аварийный парашют, то его стропы переплелись со стропами тормозного. Аппарат стремительно набрал скорость и врезался в Землю. Причиной были неудачные конструкция и технология изготовления парашютного контейнера. Эти дефекты тоже оставались скрытыми из-за недостаточного объема испытаний.

Капсула с Комаровым, как метеорит, врезалась в землю под Оренбургом, от удара капсула расплющилась в результате чего сработали и взорвались тормозные ракеты. Потом из обгоревших обломков капсулы извлекли неузнаваемые, обугленные останки Комарова.

На похоронах Комарова Юрий Гагарин, плача, сказал: "Он был лучшим из нас!"

Вячеслав Андреев. "Поздняя ссора"

Опять исчерпан весь запас
Взаимных обвинений.
И вновь своих никто из нас
Не разрешил сомнений.

Жизнь наша – оторви и брось.
Так просто всё и сложно:
Быть вместе тягостно, а врозь
И вовсе невозможно.

Ну, что ж, ругайся и кричи,
Плачь, лежа на диване...
Но как швырнуть на стол ключи,
Что тискаю в кармане?

Как, страхи в сердце истребя,
Уйти по кромке ночи,
Туда, где ветер за тебя
Мне надает пощечин?