Что он говорит, стоя под небом августа:
Если можно чувствовать чутче, и слышать чётче — я хочу чувствовать чутче, и слышать чётче.
Если можно видеть больше — я хочу видеть больше.
Если можно быть более искренним — я хочу не бояться быть более искренним.

Я не самый хороший друг тебе, порой случаются дни, когда я и знать не даю о себе.
Не лучший из твоих проводников, у меня то и дело летят настройки — становлюсь ломким, раздражительным, тем, кто способен сказать: «это глупости, перестаньте» на предложение распутать светящиеся нити пространства, или угостить вишней тень, живущую под мостом.
Иногда я даже не могу собраться с мыслями, сержусь из-за глупостей, целуюсь не с теми (хотя, ладно, про поцелуи, наверное, лишнее).

Но что у меня получается хорошо, так это быть августовским любователем, обожателем этим небес, обживателем этой земли.
И я так долго ждал тебя, и хотел так о многом тебя просить!
Но только что подумал, раз я сейчас стою здесь, под этим небом, что по цвету — персик и абрикос, дачный сахарный виноград — все уже сбылось.
Кажется, все сбылось.

Ты — исследователь искренности и свободы.
Пусть тебя не пугает, что для таких, как ты, здесь не придумано правил, не проложено маршрутов. Это тебе их прокладывать, наносить на карты.

Это тебе совершать ошибки и думать, что все навсегда испортил, а потом обнаружить — да, пусть это было и не лучшее из решений, но раз я здесь, под этим небом июня, созвездиями августа, с сердцем, прошитым солнечными нитями, едва вмещающим всю эту свободу, пионы и новую музыку — может быть, все не зря?

Это тебе — целоваться не с теми, срывать дедлайны, растить цветы, забывать поздравить тех, кто дорог, сворачивать не там на большой дороге.

Это тебе — отражать мир взглядом и словом, свидетельствовать осуществление самим своим присутствием, быть другом городам и морю, лечиться от насморка, успевать на последний сеанс, написать спонтанно что-то вроде “думаю о тебе весь день” или “такой сладкий воздух этим летом, с ума сойти”, и не знать, что именно это и было необходимо.
Быть далеко, быть рядом, быть случайным встречным, быть тем самым попутчиком, быть тем, кто наблюдает, быть тем, с кого не сводят влюбленных глаз.

Быть наяву.

Не ищи спокойствия.
Ищи то, что заставит каждую твою клеточку пульсировать в ритме с миром, наполнит желанием совершать немыслимое, мечтать о дерзком, решаться на невозможное.

Пусть дрожат пальцы, когда пишешь слова, и не знаешь, как отреагирует на них тот, для кого они.
Пусть слишком острые камни на уступах скал оставят на руках и коленях царапины: ты забудешь о них, как только окажешься на вершине.

Пусть соленая вода щиплет немного глаза и нос, когда ныряешь за ракушкой особо красивой формы.
Пусть никто не разучит тебя — в искренность.

Не ищи спокойствия.
Ищи — чудес.

Отправляйся в рискованное, разглядывай диск луны сквозь увеличительное стекло, коллекционируй собственноручно собранный жемчуг и перламутровые облака. Каждый день смотри на небо с нового ракурса, стараясь с каждый разом вглядываться чуть выше.

Не покоя желаю, а любви и силы.

Я знаю, ты недоумеваешь. Как так? Ты тренируешь дыхание, практикуешь разные техники, что обучают спокойствию.

Не подумай, прошу, что я как-либо выступаю против.

Твое сердце — чуткое и живое. И покуда так это, ему не быть в покое.
Твое тело — гибкое, жадное до свободы. И покуда так это, не обрекай его на покой.

Пусть будет головокружительно, волнующе, трепетно, неизвестно, что дальше, или с кем ближе.

Пусть будет удивительно.
А там — решим.

Жила она тогда в высокой башне, и к окнам ее каждый день приходили двое.

И один говорил: будь со мной, я тебя никогда не предам, не оставлю одну. Я любую вину твою излечу любовью. Стань женой мне — клянусь, от Юпитера до Альфы Центавра не сыскать будет более верного мужа.

И второй говорил: будь моей. И не будет моря, которое я не поднес бы к твоим ногам. Каждый — и в мире богов, и в мире людей — узнает, как ты красива. У тебя будет все, о чем только сможешь подумать. Захочешь дом из лунного камня — и я построю, нить голубого жемчуга — я достану.

Первый клялся, что завоюет для нее мир. Второй — что разрушит его, если она откажет.

А она любила третьего. Но он ничего не предлагал и не обещал.
Они вовсе почти не общались. Просто каждое утро она видела, как он идет к океану: босиком, улыбчивый. Как приветливо машет рукой всем встречным. Как здоровается с океаном, будто бы с лучшим другом. Как под его взглядом, сосредоточенным, направленным вдаль, создаются миры, вспыхивают сверхновые, утихают штормы — каждый корабль возвращается целым и невредимым.

Как-то он возвращался поздно, напевая что-то совсем тихо. Но окно ее было открыто, и музыка влетела в комнату. Она мгновенно заполнила все пространство, и по силе звучание не было ей равных. В этом голосе было все — и долгожданный луч рассветного солнца, и вишневые закаты, и морской прибой.
Звучание, отразившись в сердце влюбленной — казалось, начало светиться.

Так в городе появился первый маяк.
Говорят, его смотрительница так и не стала ничьей женой.
Но в окне ее — свет никогда не гаснет.

Сбывайся — вот слово, которое я дарю тебе.

Я дарю сейчас, но используй его, когда ощутишь — вот самое время и место.

Может, это случится, когда вокруг воцарится штиль и будет казаться, что ничего не происходит уже целую вечность. Или, когда ты окажешься в центре шторма, и единственное весло расколется надвое.

А может, в момент, когда вся толпа будет внимать каждому твоему слову. Или, когда не будет рядом никого, кто б помнил, как тебя зовут.

Возможно, это произойдет тогда, когда ты будешь уверен — ты сейчас на вершине мира, и каждый твой шаг приближает тебя к цели. А возможно в день, когда ты проснешься разбитым, ощутишь себя нескладным и несуразным, что, мол, с того, что я есть, если я совсем не знаю, каким могу быть.

И вот тогда — начнешь сбываться. Желанием, загаданным к Рождеству. Мечтой, казавшейся невозможной. Обретенным сокровищем.

Потому что порой решиться на это — не самое легкое из решений. Сбываться — это происходить с реальностью на равных. И начав однажды, ты уже не сможешь остановиться.

Сбываясь, ты свидетельствуешь о своем признании миру, что бы при этом в нем не происходило. Своим решением ты протягиваешь ему руку, говоришь: «Мне порой приходится нелегко, я не всегда слышу свое сердце за этим гулом машин и мыслей, круговоротом дел.

Но сердце твое — я слышу всегда. И ради этого, пожалуй, стоит продолжать».