У Кати всегда были сложные отношения с матерью. Вот просто с самого детства. Отец умер, когда Кате было чуть больше года, она его совсем не помнила. А вот мать была человеком авторитарным, дочку никогда не хвалила, не говорила ласковых слов, называла исключительно полным именем с самого детства, сколько Катя себя помнила - лет с трех.

Зато мать просто обожала указывать на недостатки и недочеты, критиковала и высмеивала любое действие, любой поступок, чуть ли не каждое слово или движение.

Нет, она не учила дочку красиво одеваться, не объясняла, какие туфельки с каким платьем - красиво, а какие - не сочетаются вовсе. "Чучело гороховое! Кто так ходит?" - презрительно бросала она и добавляла: - "Чувырла".

Она не интересовалась учебой дочки, отказывалась помочь или объяснить, если что-то непонятно. Она лишь проверяла дневник каждую пятницу и ругалась последними словами, если за неделю проскакивала хоть одна четверка: "Дворником работать пойдешь! Кому ты нужна такая тупая? Чувырла!"

А у Кати характер тоже был сложный. Другой ребенок, когда его ругают, сразу прощения просит, обнимает-целует мать, а она так не могла. Она расстраивалась, плакала и молчала. Нет, через пару часов она подходила к матери извиняться за свое поведение, потому что знала - так надо, но в душе не было раскаяния.

Она пока не знала слова "формально", но делала именно так - с правильными словами, но с пустотой в сердце. Впрочем, мать это всегда устраивало - она в очередной раз доказала дочери свою правоту, провела воспитательно-показательный урок, выполнила свой материнский долг.

Кате было двенадцать, когда ее мать вышла замуж. Отчим держался холодно по отношению к девочке, но ее это даже больше устраивало: еще один "воспитатель" существенно осложнил бы ей жизнь.

Катя страстно мечтала уйти из дома, хотела даже поступать в институт в другом городе, но, еще учась в выпускном классе, встретила Макара - легкого, веселого и светлого человека и, едва дождавшись восемнадцати лет, вышла за него замуж.

Макар уже пять лет был сиротой. Закончив колледж, он пошел работать техником на большое предприятие, поступил на вечернее отделение института. Катя сомневалась, поступать ли ей учиться дальше, но муж был непреклонен - образование нужно. Тем более, Катя закончила школу всего с двумя четверками, учеба всегда давалась ей легко. "Мы ни от кого не зависим. Молодые, здоровые, сил много, детей пока нет. Я зарабатываю неплохо, учиться мне осталось один год, потом на инженерную должность перейду. Учись, Катюш! Тебе надо. Я помогу, чем надо".

И Катя легко поступила в педагогический, как и мечтала: она давно решила учиться на логопеда-дефектолога.

Катя была счастлива. Наверное, впервые в жизни. Она очень боялась, что из-за своего несносного характера, которым ее всегда попрекала мать, не сможет ужиться с мужем: "От такой чувырлы муж на третий день сбежит, роняя тапки", но страхи оказались напрасными. Нет, конечно с Макаром они, бывало, и ругались, и даже ссорились, но он никогда не унижал и не обзывал ее - даже сгоряча, даже в пылу ссоры. И Катя очень ценила это - пожалуй, даже больше цветов и подарков.

Единственное, что омрачало жизнь молодым - это отношения с тещей, Катиной мамой. Увидев Макара впервые, она презрительно скривила губы, а наедине не преминула высказать дочери: "Слава Богу, хоть кого-то нашла. Нищета, конечно, голь перекатная, но хоть что-то. " Катя промолчала, но постаралась дальнейшее общение с матерью свести к минимуму.

...Прошло несколько лет. Катя закончила институт, устроилась на работу в коррекционный центр, брала подработки. Макар тоже подрабатывал после основной работы: скоро должен был родиться ребенок, и ребята решили подкопить денег на время декретного отпуска, ведь рассчитывать они могли только на свои силы, помочь было некому.

Да, помочь было некому. Муж Катиной мамы сделал отличную карьеру, они теперь жили богато, ни в чем себе не отказывали, и теща, изредка навещая дочь, в открытую упрекала ее в том, что та ничего не достигла в жизни: "Какая у вас тут нищета... Мебель старая... Ремонт только в детской сделали... Тьфу... приходить к вам противно, как вы живете... Если на мою помощь рассчитываешь, так это напрасно. Сама такого мужа выбирала, мучайся теперь." - "Я ни о чем не прошу," - пожимала плечами Катя.

...И они справились. Дочка пошла в садик, Катя снова вышла на работу. Не сразу, постепенно, сделали ремонт, купили новую мебель, машину, дачный участок. Но Катина мама все равно продолжала критиковать и упрекать в "нищете" - по сравнению с ней, Катина семья жила, конечно, скромнее.

Впрочем, ни Макар, ни сама Катя не придавали особого значения словам тещи - их-то все устраивало, они любили друг друга и дочку, и были счастливы.

...Муж Катиной мамы умер внезапно - на работе случился инфаркт, нестарый еще мужчина умер до приезда "скорой". Первое время вдова хорохорилась - "я свободна и при деньгах", но уже через полгода ей почему-то стало грустно. А потом страшно. Большая, богато обставленная квартира стала пугать тишиной - она включала радио, телевизор, спала со включенным светом, но с каждым днем становилось все хуже.

Приближался Новый год, и она вдруг поняла, что, скорее всего, ей придется встречать его в одиночестве. Впервые в жизни. В компании ее уже не приглашали, это были друзья ее мужа. А ее подружки праздновали в кругу своей семьи - с детьми и внуками. И она позвонила дочери.

"Катюшенька, доченька (Катя чуть не выронила трубку), вы с Макарушкой где в этом году празднуете? Дома? А я вот тоже дома... одна... Может, вы меня пригласите? Я салатиков сделаю... Тортик куплю..." - "Мам, я не ослышалась? Ты хочешь встречать Новый год с нами? В нищете? А ведь как встретишь праздник, так весь год и проведешь! Не боишься?" - "Ну что ты, доченька! Я со своей семьей хочу праздник встретить, чтобы так весь год провести!..

"Со своей семьей? - переспросила Катя и, помолчав, сказала...

****

Макар зашел в комнату и увидел плачущую жену. Катя сидела на диване, сжимая в руке телефон. Он сел рядом: "Так. По какому случаю сырость разводишь?" - "Мама звонила," - почти одними губами проговорила Катя. -"А вот с этого места подробнее, пожалуйста". Катя вздохнула.

"Прости, любимый, я тебя подвела. Ругаться, наверное, сильно будешь... Я такая бесхребетная и слабохарактерная... В общем, мама осталась одна на праздник и попросилась к нам в гости. Ты же знаешь... После всего, что было... Я не хотела. Но, Макар... мать же... Как ни крути, я ей жизнью обязана. Она мне ее портила постоянно, но все же... Я не могла иначе поступить..."

"Если без лишней лирики, то ты права. Мы в долгу перед родителями, какими бы они ни были. Твоей матери сейчас тяжело, ее надо поддержать. Хотя бы так. Согласен. Тем более, это вовсе не сложно. А ревешь-то почему?" - "Ну как же, Макар!.. Она столько гадостей за эти годы наговорила... И про тебя в том числе... А если опять начнет? Нет, я все же думаю, что она что-то поняла, раз позвонила... Раз даже "доченька" меня назвала - первый раз в жизни, Макар!.. Но я боюсь, что она просто нам всем испортит праздник. Мне так неудобно перед тобой... А если..."

"Решаем проблемы по мере их возникновения!" - Макар обнял жену. - "Ты все сделала правильно. А если что-то пойдет не так - такси круглосуточно можно вызывать, правда же?.."

...Праздник удался. Катя маму просто не узнавала: та весело смеялась, много шутила, любезничала с дочерью и даже с зятем, много общалась с Маруськой, которую до этого видела считанные разы. К столу, как и обещала принесла много всяких деликатесов и, кроме того, всем подарила дорогие подарки. Еще она искренне восхищалась подарком, который ей подарили дочь и зять - небывалый случай! - и рисунком Маруськи, который она рисовала весь день для бабы Ани.

Есть примета: как Новый год встретишь, так его и проведешь. С этого дня Катина мама стала частенько наведываться в гости и столь же часто забирать Маруську к себе. Правда, для визитов она старалась выбирать время, когда Макара дома не было - все-таки, зятя она недолюбливала, но в открытые конфликты ни с ним, ни с дочерью, больше не вступала.

Катя искренне радовалась: пусть у них с матерью нет любви и близости, но, по крайней мере, сейчас они хотя бы общаются, как нормальные люди - без упреков, обвинений и обид. К тому же, у Маруськи появился еще один родной человек.

Да, бабушка во внучке души не чаяла: шестилетняя Маруська была само очарование. Тихая, спокойная девочка, она не доставляла ни проблем, ни беспокойства. С ней можно было ходить в гости к соседям и подружкам и хвастаться ее успехами. Маруська скоро должна была получить разряд по гимнастике, довольно хорошо для ее возраста рисовала, знала множество стихов, которые, нисколько не стесняясь, прекрасно читала перед любым количеством слушателей.

Правда, Катя стала замечать, что после визитов к бабушке, Маруська становилась одновременно задумчивой и раздраженной. Странно посматривала на родителей, а как-то повысила голос на отца. Посовещавшись, Макар и Катя решили, что у девочки переходный период - все-таки в школу в этом году пойдет, надо отнестись с пониманием. К тому же, скорее всего, бабушка ее сильно балует, все позволяет, вот ребенок и бунтует, когда возвращается к прежнему распорядку.

Бабушка приглашала к себе всю семью на все праздники: 23 февраля, 8 марта, 1 мая, 9 мая. Когда-то Катя с Макаром соглашались, когда-то отказывались, ссылаясь на свои планы. К огромному их удивлению, Катина мама вовсе не обижалась. Это было странно, но приятно. Другой странностью - только уже неприятной - было то, что на всех застольях на них косо посматривали другие гости - подружки мамы. "Наверное, им странно нас видеть, ведь раньше мама нас почти никогда не приглашала," - думала Катя. - "Ничего, пусть смотрят. Мы ведь не к ним приходим".

...Приближался мамин день рождения, семья Кати была приглашена заранее, и Катя, понимая, что маме тяжело готовить на всех приглашенных, предложила свою помощь в закупке продуктов и приготовлении праздничных блюд. "Что ты, что ты! Я сама! Вы - гости. Отдохнешь хоть немного от кастрюль-сковородок! Вы сами приходите - это самый лучший подарок будет!"

За столом собралось много народу, тосты произносились один за другим, блюда были вкусными и красиво оформленными, именинница была очаровательна. Основательно подкрепившись салатами, гости решили сделать "променад" перед горячим: кто-то помогал хозяйке отнести грязную посуду, кто-то ушел на перекур, кто-то бродил по комнатам, разглядывая фотографии и сувениры, привезенные хозяйкой и ее покойным мужем из путешествий разным странам.

Катя тоже взяла несколько грязных тарелок, собираясь отнести их на кухню, но была остановлена Галей, одной из давних подружек матери. "Оставь. Идем-ка лучше на балкон, побеседуем без посторонних ушей."

"Вот что, милочка - начала Галя не терпящим возражений тоном, таким, каким обычно говорят с непослушными детьми или глуповатыми подчиненными. - Скажи-ка, ты совесть совсем потеряла или еще хоть крохи остались?" - "Вы о чем?" - Катя ожидала чего угодно, но только не такого начала. - "Ах, ах! О чем я? Глаза твои бесстыжие!.. "

"Пока у матери муж был, защитник, так и глаз столько лет не казала, а как мать одна осталась, да еще и такое наследство от мужа получила, вот! Нарисовалась доченька! Да еще и семейку свою притащила!.. С дочкой не справилась, так матери подкинула, да? А мать, может, в свое удовольствие пожить хочет, а не внучкой заниматься. С тобой намучилась за всю жизнь, так хоть в старости покоя ей дай!.. И денег с матери не смей тянуть! Вышла за нищего, сама работать не хочешь, так сама и отвечай. Мы Аню в обиду не дадим! Мужа нет, но друзья нее остались!"

Катя даже не знала, что ответить, она была просто оглушена столь очевидной чушью и чудовищной ложью, поэтому просто развернулась и пошла в комнату. К счастью, Галя ее не преследовала, осталась на балконе. Катя взяла стопку тарелок, которая так и стояла на столе, и отправилась на кухню.

"Да и не говори, Наташ, - услышала она вдруг приглушенный голос матери, - устала. Тянет и тянет деньги - то Маруське на секцию, то Макарке машину ремонтировать, то ей ходить не в чем... Все "мама, дай!" А как матери хоть чем-то помочь - да вот, хоть с праздником этом - так нет ее... Даже не предложила... Как была чувырла нищая, так и осталась..."

Катя вздрогнула, почувствовав, как кто-то перехватил из ее рук тарелки: оказалось, еще чуть-чуть, и она бы их выронила. Она обернулась - Макар. От стыда за мать Катя покраснела до корней волос, она поняла, что муж тоже услышал немало. Она хотела что-то сказать, но Макар приложил палец к губам - молчи!.. - и махнул рукой в сторону двери.

...Гости еще не успели рассесться обратно за стол, а Катя, Макар и Маруська, никем не замеченные, уже вышли из подъезда. Вышли, чтобы больше в него никогда не заходить...

ФиалкаМонмартра

Рассказ Кира Булычёва.... до глубины души.
---------—

— Можно попросить Нину? — сказал я.
— Это я, Нина.
— Да? Почему у тебя такой странный голос?
— Странный голос?
— Не твой. Тонкий. Ты огорчена чем-нибудь?
— Не знаю.
— Может быть, мне не стоило звонить?
— А кто говорит?
— С каких пор ты перестала меня узнавать?
— Кого узнавать?

Голос был моложе Нины лет на двадцать. А на самом деле Нинин голос лишь лет на пять моложе хозяйки. Если человека не знаешь, по голосу его возраст угадать трудно. Голоса часто старятся раньше владельцев. Или долго остаются молодыми.

— Ну ладно, — сказал я. — Послушай, я звоню тебе почти по делу.
— Наверное, вы все-таки ошиблись номером, — настаивала Нина. — Я вас не знаю.
— Это я, Вадим, Вадик, Вадим Николаевич! Что с тобой?
— Ну вот! — Нина вздохнула, будто ей жаль было прекращать разговор. — Я не знаю никакого Вадика и Вадима Николаевича.
— Простите, — извинился я и повесил трубку.

Я не сразу набрал номер снова. Конечно, я просто не туда попал. Мои пальцы не хотели звонить Нине. И набрали не тот номер. А почему они не хотели?

Я отыскал на столе пачку кубинских сигарет. Крепких, как сигары. Их, наверное, делают из обрезков сигар. Какое у меня может быть дело к Нине? Или почти дело? Никакого. Просто хотелось узнать, дома ли она. А если ее нет дома, это ничего не меняет. Она может быть, например, у мамы. Или в театре, потому что она тысячу лет не была в театре.

Я позвонил Нине.

— Нина? — спросил я.
— Нет, Вадим Николаевич, — ответила Нина. — Вы опять ошиблись. Вы какой номер набираете?
— 149-40-89.
— А у меня Арбат — один — тридцать два — пять три.
— Конечно, — сказал я. — Арбат — это четыре?
— Арбат — это Г.
— Ничего общего, — пробормотал я. — Извините, Нина.
— Пожалуйста, — сказала Нина. — Я все равно не занята.
— Постараюсь к вам больше не попадать, — пообещал я. — Где-то заклинило. Вот и попадаю к вам. Очень плохо телефон работает.
— Да, — согласилась Нина.

Я повесил трубку.

Надо подождать. Или набрать сотню. Время. Что-то замкнется в перепутавшихся линиях на станции. И я дозвонюсь. «Двадцать два часа ровно», — ответила женщина по телефону 100. Я вдруг подумал, что если ее голос записали давно, десять лет назад, то она набирает номер 100, когда ей скучно, когда она одна дома, и слушает свой голос, свой молодой голос. А может быть, она умерла. И тогда ее сын или человек, который ее любил, набирает сотню и слушает ее голос.

Я позвонил Нине.

— Я вас слушаю, — отозвалась Нина молодым голосом. — Это опять вы, Вадим Николаевич?
— Да, — сказал я. — Видно, наши телефоны соединились намертво. Вы только не сердитесь, не думайте, что я шучу. Я очень тщательно набирал номер, который мне нужен.
— Конечно, конечно, — быстро согласилась Нина. — Я ни на минутку не подумала. А вы очень спешите, Вадим Николаевич?
— Нет, — ответил я.
— У вас важное дело к Нине?
— Нет, я просто хотел узнать, дома ли она.
— Соскучились?
— Как вам сказать…
— Я понимаю, ревнуете, — предположила Нина.
— Вы смешной человек, — произнес я. — Сколько вам лет, Нина?
— Тринадцать. А вам?
— Больше сорока. Между нами толстенная стена из кирпичей.
— И каждый кирпич — это месяц, правда?
— Даже один день может быть кирпичом.
— Да, — вздохнула Нина, — тогда это очень толстая стена. А о чем вы думаете сейчас?
— Трудно ответить. В данную минуту ни о чем. Я же разговариваю с вами.
— А если бы вам было тринадцать лет или даже пятнадцать, мы могли бы познакомиться, — сказала Нина. — Это было бы очень смешно. Я бы сказала: приезжайте завтра вечером к памятнику Пушкину. Я вас буду ждать в семь часов ровно. И мы бы друг друга не узнали. Вы где встречаетесь с Ниной?
— Как когда.
— И у Пушкина?
— Не совсем. Мы как-то встречались у «России».
— Где?
— У кинотеатра «Россия».
— Не знаю.
— Ну, на Пушкинской.
— Все равно почему-то не знаю. Вы, наверное, шутите. Я хорошо знаю Пушкинскую площадь.
— Не важно, — сказал я.
— Почему?
— Это давно было.
— Когда?
Девочке не хотелось вешать трубку. Почему-то она упорно продолжала разговор.
— Вы одна дома? — спросил я.
— Да. Мама в вечернюю смену. Она медсестра в госпитале. Она на ночь останется. Она могла бы прийти и сегодня, но забыла дома пропуск.
— Ага, — согласился я. — Ладно, ложись спать, девочка. Завтра в школу.
— Вы со мной заговорили как с ребенком.
— Нет, что ты, я говорю с тобой как со взрослой.
— Спасибо. Только сами, если хотите, ложитесь спать с семи часов. До свидания. И больше не звоните своей Нине. А то опять ко мне попадете. И разбудите меня, маленькую девочку.

Я повесил трубку. Потом включил телевизор и узнал о том, что луноход прошел за смену 337 метров. Луноход занимался делом, а я бездельничал. В последний раз я решил позвонить Нине уже часов в одиннадцать, целый час занимал себя пустяками и решил, что, если опять попаду на девочку, повешу трубку сразу.

— Я так и знала, что вы еще раз позвоните, — сказала Нина, подойдя к телефону. — Только не вешайте трубку. Мне, честное слово, очень скучно. И читать нечего. И спать еще рано.
— Ладно, — согласился я. — Давайте разговаривать. А почему вы так поздно не спите?
— Сейчас только восемь, — сказала Нина.
— У вас часы отстают, — отозвался я. — Уже двенадцатый час.
Нина засмеялась. Смех у нее был хороший, мягкий.
— Вам так хочется от меня отделаться, что просто ужас, — объяснила она. — Сейчас октябрь, и поэтому стемнело. И вам кажется, что уже ночь.
— Теперь ваша очередь шутить? — спросил я.
— Нет, я не шучу. У вас не только часы врут, но и календарь врет.
— Почему врет?
— А вы сейчас мне скажете, что у вас вовсе не октябрь, а февраль.
— Нет, декабрь, — ответил я. И почему-то, будто сам себе не поверил, посмотрел на газету, лежавшую рядом, на диване. «Двадцать третье декабря» — было написано под заголовком.

Мы помолчали немного, я надеялся, что она сейчас скажет «до свидания». Но она вдруг спросила:
— А вы ужинали?
— Не помню, — сказал я искренне.
— Значит, не голодный.
— Нет, не голодный.
— А я голодная.
— А что, дома есть нечего?
— Нечего! — подтвердила Нина. — Хоть шаром покати. Смешно, да?
— Даже не знаю, как вам помочь, — сказал я. — И денег нет?
— Есть, но совсем немножко. И все уже закрыто. А потом, что купишь?
— Да, — согласился я, — все закрыто. Хотите, я пошурую в холодильнике, посмотрю, что там есть?
— У вас есть холодильник?
— Старый, — ответил я. — «Север». Знаете такой?
— Нет, — призналась Нина. — А если найдете, что потом?
— Потом? Я схвачу такси и подвезу вам. А вы спуститесь к подъезду и возьмете.
— А вы далеко живете? Я — на Сивцевом Вражке. Дом 15/25.
— А я на Мосфильмовской. У Ленинских гор. За университетом.
— Опять не знаю. Только это не важно. Вы хорошо придумали, и спасибо вам за это. А что у вас есть в холодильнике? Я просто так спрашиваю, не думайте.
— Если бы я помнил, — пробормотал я. — Сейчас перенесу телефон на кухню, и мы с вами посмотрим.
Я прошел на кухню, и провод тянулся за мной, как змея.
— Итак, — сказал я, — открываем холодильник.
— А вы можете телефон носить с собой? Никогда не слышала о таком.
— Конечно, могу. А ваш телефон где стоит?
— В коридоре. Он висит на стенке. И что у вас в холодильнике?
— Значит, так… что тут, в пакете? Это яйца, неинтересно.
— Яйца?
— Ага. Куриные. Вот, хотите, принесу курицу? Нет, она французская, мороженая. Пока вы ее сварите, совсем проголодаетесь. И мама придет с работы. Лучше мы возьмем колбасы. Или нет, нашел марокканские сардины, шестьдесят копеек банка. И к ним есть полбанки майонеза. Вы слышите?
— Да, — ответила Нина совсем тихо. — Зачем вы так шутите? Я сначала хотела засмеяться, а потом мне стало грустно.
— Это еще почему? В самом деле так проголодались?
— Нет, вы же знаете.
— Что я знаю?
— Знаете, — настаивала Нина. Потом помолчала и добавила: — Ну и пусть! Скажите, а у вас есть красная икра?
— Нет, — признался я. — Зато есть филе палтуса.
— Не надо, хватит, — сказала Нина твердо. — Давайте отвлечемся. Я же все поняла.
— Что поняла?
— Что вы тоже голодный. А что у вас из окна видно?
— Из окна? Дома, копировальная фабрика. Как раз сейчас, полдвенадцатого, смена кончается. И много девушек выходит из проходной. И еще виден «Мосфильм». И пожарная команда. И железная дорога. Вот по ней сейчас идет электричка.
— И вы все видите?
— Электричка, правда, далеко идет. Видна только цепочка огоньков, окон!
— Вот вы и врете!
— Нельзя так со старшими разговаривать, — отозвался я. — Я не могу врать. Я могу ошибаться. Так в чем же я ошибся?
— Вы ошиблись в том, что видите электричку. Ее нельзя увидеть.
— Что же она, невидимая, что ли?
— Нет, она видимая, только окна светиться не могут. Да вы вообще из окна не выглядывали.
— Почему? Я стою перед самым окном.
— А у вас в кухне свет горит?
— Конечно, а как же я в темноте в холодильник бы лазил. У меня в нем перегорела лампочка.
— Вот, видите, я вас уже в третий раз поймала.
— Нина, милая, объясни мне, на чем ты меня поймала.
— Если вы смотрите в окно, то откинули затемнение. А если откинули затемнение, то потушили свет. Правильно?
— Неправильно. Зачем же мне затемнение? Война, что ли?
— Ой-ой-ой! Как же можно так завираться? А что же, мир, что ли?
— Ну, я понимаю, Вьетнам, Ближний Восток… Я не об этом.
— И я не об этом… Постойте, а вы инвалид?
— К счастью, все у меня на месте.
— У вас бронь?
— Какая бронь?
— А почему вы тогда не на фронте?

Вот тут я в первый раз заподозрил неладное. Девочка меня вроде бы разыгрывала. Но делала это так обыкновенно и серьезно, что чуть было меня не испугала.

— На каком я должен быть фронте, Нина?
— На самом обыкновенном. Где все. Где папа. На фронте с немцами. Я серьезно говорю, я не шучу. А то вы так странно разговариваете. Может быть, вы не врете о курице и яйцах?
— Не вру, — признался я. — И никакого фронта нет. Может быть, и в самом деле мне подъехать к вам?
— Так я в самом деле не шучу! — почти крикнула Нина. — И вы перестаньте. Мне было сначала интересно и весело. А теперь стало как-то не так. Вы меня простите. Как будто вы не притворяетесь, а говорите правду.
— Честное слово, девочка, я говорю правду, — сказал я.
— Мне даже страшно стало. У нас печка почти не греет. Дров мало. И темно. Только коптилка. Сегодня электричества нет. И мне одной сидеть ой как не хочется. Я все теплые вещи на себя накутала.
И тут же она резко и как-то сердито повторила вопрос:
— Вы почему не на фронте?
— На каком я могу быть фронте? Какой может быть фронт в семьдесят втором году?!
— Вы меня разыгрываете?

Голос опять сменил тон, был он недоверчив, был он маленьким, три вершка от пола. И невероятная, забытая картинка возникла перед глазами — то, что было со мной, но много лет, тридцать или больше лет назад. Когда мне тоже было двенадцать лет. И в комнате стояла «буржуйка». И я сижу на диване, подобрав ноги. И горит свечка, или это была керосиновая лампа? И курица кажется нереальной, сказочной птицей, которую едят только в романах, хотя я тогда не думал о курице…

— Вы почему замолчали? — спросила Нина. — Вы лучше говорите.
— Нина, — сказал я, — какой сейчас год?
— Сорок второй, — ответила Нина.

И я уже складывал в голове ломтики несообразностей в ее словах. Она не знает кинотеатра «Россия». И номер телефона у нее только из шести цифр. И затемнение…

— Ты не ошибаешься? — спросил я.
— Нет, — стояла на своем Нина.

Она верила в то, что говорила. Может, голос обманул меня? Может, ей не тринадцать лет? Может, она сорокалетняя женщина, заболела еще тогда, девочкой, и ей кажется, что она осталась там, где война?

— Послушайте, — сказал я спокойно, — не вешайте трубку. Сегодня двадцать третье декабря 1972 года. Война кончилась двадцать семь лет назад. Вы это знаете?
— Нет, — сказала Нина.
— Теперь знайте. Сейчас двенадцатый час… Ну как вам объяснить?
— Ладно, — сказала Нина покорно. — Я тоже знаю, что вы не привезете мне курицу. Мне надо было догадаться, что французских кур не бывает.
— Почему?
— Во Франции немцы.
— Во Франции давным-давно нет никаких немцев. Только если туристы. Но немецкие туристы бывают и у нас.
— Как так? Кто их пускает?
— А почему не пускать?
— Вы не вздумайте сказать, что фрицы нас победят! Вы, наверное, просто вредитель или шпион?
— Нет, я работаю в СЭВе, в Совете Экономической Взаимопомощи. Занимаюсь венграми.
— Вот и опять врете! В Венгрии фашисты.
— Венгры давным-давно прогнали своих фашистов. Венгрия — социалистическая республика.
— Ой, а я уж боялась, что вы и в самом деле вредитель. А вы все-таки все выдумываете. Нет, не возражайте. Вы лучше расскажите мне, как будет потом. Придумайте что хотите, только чтобы было хорошо. Пожалуйста. И извините меня, что я так с вами грубо разговаривала. Я просто не поняла.

И я не стал больше спорить. Как объяснить это? Я опять представил себе, как сижу в этом самом сорок втором году, как мне хочется узнать, когда наши возьмут Берлин и повесят Гитлера. И еще узнать, где я потерял хлебную карточку за октябрь. И сказал:
— Мы победим фашистов 9 мая 1945 года.
— Не может быть! Очень долго ждать.
— Слушай, Нина, и не перебивай. Я знаю лучше. И Берлин мы возьмем второго мая. Даже будет такая медаль — «За взятие Берлина». А Гитлер покончит с собой. Он примет яд. И даст его Еве Браун. А потом эсэсовцы вынесут его тело во двор имперской канцелярии, и обольют бензином, и сожгут.

Я рассказывал это не Нине. Я рассказывал это себе. И я послушно повторял факты, если Нина не верила или не понимала сразу, возвращался, когда она просила пояснить что-нибудь, и чуть было не потерял вновь ее доверия, когда сказал, что Сталин умрет. Но я потом вернул ее веру, поведав о Юрии Гагарине и о новом Арбате. И даже насмешил Нину, рассказав о том, что женщины будут носить брюки-клеш и совсем короткие юбки. И даже вспомнил, когда наши перейдут границу с Пруссией. Я потерял чувство реальности. Девочка Нина и мальчишка Вадик сидели передо мной на диване и слушали. Только они были голодные как черти. И дела у Вадика обстояли даже хуже, чем у Нины: хлебную карточку он потерял, и до конца месяца им с матерью придется жить на одну карточку — рабочую карточку, потому что Вадик посеял свою где-то во дворе, и только через пятнадцать лет он вдруг вспомнит, как это было, и будет снова расстраиваться, потому что карточку можно было найти даже через неделю; она, конечно, свалилась в подвал, когда он бросил на решетку пальто, собираясь погонять в футбол. И я сказал, уже потом, когда Нина устала слушать то, что полагала хорошей сказкой:
— Ты знаешь Петровку?
— Знаю, — сказала Нина. — А ее не переименуют?
— Нет. Так вот…
Я рассказал, как войти во двор под арку и где в глубине двора есть подвал, закрытый решеткой. И если это октябрь сорок второго года, середина месяца, то в подвале, вернее всего, лежит хлебная карточка. Мы там, во дворе играли в футбол, и я эту карточку потерял.

— Какой ужас! — сказала Нина. — Я бы этого не пережила. Надо сейчас же ее отыскать. Сделайте это.

Она тоже вошла во вкус игры, и где-то реальность ушла, и уже ни она, ни я не понимали, в каком году мы находимся, — мы были вне времени, ближе к ее сорок второму году.

— Я не могу найти карточку, — объяснил я. — Прошло много лет. Но если сможешь, зайди туда, подвал должен быть открыт. В крайнем случае скажешь, что карточку обронила ты.

И в этот момент нас разъединили.

Нины не было. Что-то затрещало в трубке, женский голос произнес:
— Это 143-18-15? Вас вызывает Орджоникидзе.
— Вы ошиблись номером, — ответил я.
— Извините, — сказал женский голос равнодушно.

И были короткие гудки.

Я сразу же набрал снова Нинин номер. Мне нужно было извиниться. Нужно было посмеяться вместе с девочкой. Ведь получилась, в общем, чепуха…

— Да, — сказал голос Нины. Другой Нины.......

👇🏻Продолжение в комментарии

«Мнe двaдцать три. Стaршeму из мoих учeников шeстнaдцaть. Я eгo бoюсь. Я бoюсь их всeх»...

«Дальний Восток. Каждая осень неземной красоты. Золотая тайга с густо-зелеными пятнами кедров и елей, черный дикий виноград, огненные кисти лимонника, упоительные запахи осеннего леса и грибы. Грибы растут полянами, как капуста на грядке, выбегаешь на полчаса за забор воинской части, возвращаешься с корзиной грибов. В Подмосковье природа женственна, а тут — воплощенная брутальность. Разница огромна и необъяснима.

В начале октября на озерах мы празднуем День учителя. Я еду туда впервые. Тонкие перешейки песка между прозрачными озерами, молодые березы, чистое небо, черные шпалы и рельсы брошенной узкоколейки. Золото, синева, металл. Тишина, безветрие, теплое солнце, покой.

— Что здесь раньше было? Откуда узкоколейка?

— Это старые песчаные карьеры. Здесь были лагеря, — золото, синева и металл тут же меняются в настроении. Я хожу по песчаным перешейкам между отражений берез и ясного неба в чистой воде. Лагеря посреди березовых рощ. Умиротворяющие пейзажи из окон тюремных бараков. Заключенные выходили из лагерей и оставались в том же поселке, где жили их охранники. Потомки тех и других живут на одних улицах. Их внуки учатся в одной школе. Теперь я понимаю причину непримиримой вражды между некоторыми семьями местных.

В том же октябре меня уговорили на год взять классное руководство в восьмом классе. Двадцать пять лет назад дети учились десять лет. После восьмого из школ уходили те, кого не имело смысла учить дальше. Этот класс состоял из них почти целиком. Две трети учеников в лучшем случае попадут в ПТУ. В худшем — сразу на грязную работу и в вечерние школы. Мой класс сложный, дети неуправляемы, в сентябре от них отказался очередной классный руководитель. Директриса говорит, что, может быть, у меня получится с ними договориться. Всего один год. Если за год я их не брошу, в следующем сентябре мне дадут первый класс.

Мне двадцать три. Старшему из моих учеников, Ивану, шестнадцать. Два года в шестом классе, в перспективе — второй год в восьмом.
Когда я первый раз вхожу в их класс, он встречает меня взглядом исподлобья. Дальний угол класса, задняя парта, широкоплечий большеголовый парень в грязной одежде со сбитыми руками и ледяными глазами. Я его боюсь.

Я боюсь их всех. Они опасаются Ивана. В прошлом году он в кровь избил одноклассника, выматерившего его мать. Они грубы, хамоваты, озлоблены, их не интересуют уроки. Они сожрали четверых классных руководителей, плевать хотели на записи в дневниках и вызовы родителей в школу. У половины класса родители не просыхают от самогона. «Никогда не повышай голос на детей. Если будешь уверена в том, что они тебе подчинятся, они обязательно подчинятся», — я держусь за слова старой учительницы и вхожу в класс как в клетку с тиграми, боясь сомневаться в том, что они подчинятся. Мои тигры грубят и пререкаются. Иван молча сидит на задней парте, опустив глаза в стол. Если ему что-то не нравится, тяжелый волчий взгляд останавливает неосторожного одноклассника.

Районо втемяшилось повысить воспитательную составляющую работы. Родители больше не отвечают за воспитание детей, это обязанность классного руководителя. Мы должны регулярно посещать семьи в воспитательных целях. У меня бездна поводов для визитов к их родителям — половину класса можно оставлять не на второй год, а на пожизненное обучение. Я иду проповедовать важность образования. В первой же семье натыкаюсь на недоумение. Зачем? В леспромхозе работяги получают больше, чем учителя. Я смотрю на пропитое лицо отца семейства, ободранные обои и не знаю, что сказать. Проповеди о высоком с хрустальным звоном рассыпаются в пыль. Действительно, зачем? Они живут так, как привыкли жить. Им не нужно другой жизни.

Дома моих учеников раскиданы на двенадцать километров. Общественного транспорта нет. Я таскаюсь по семьям. Визитам никто не рад — учитель в доме к жалобам и порке. Для того, чтобы рассказать о хорошем, по домам не ходят. Я хожу в один дом за другим. Прогнивший пол. Пьяный отец. Пьяная мать. Сыну стыдно, что мать пьяна. Грязные затхлые комнаты. Немытая посуда. Моим ученикам неловко, они хотели бы, чтобы я не видела их жизни. Я тоже хотела бы их не видеть. Меня накрывает тоска и безысходность. Через пятьдесят лет правнуки бывших заключенных и их охранников забудут причину генетической ненависти, но будут все так же подпирать падающие заборы слегами и жить в грязных, убогих домах. Никому отсюда не вырваться, даже если захотят. И они не хотят. Круг замкнулся.


Иван смотрит на меня исподлобья. Вокруг него на кровати среди грязных одеял и подушек сидят братья и сестры. Постельного белья нет и, судя по одеялам, никогда не было. Дети держатся в стороне от родителей и жмутся к Ивану. Шестеро. Иван старший. Я не могу сказать его родителям ничего хорошего — у него сплошные двойки, ему никогда не нагнать школьную программу. Вызывать его к доске без толку — он выйдет и будет мучительно молчать, глядя на носки старых ботинок. Англичанка его ненавидит. Зачем что-то говорить? Не имеет смысла. Как только я расскажу, как у Ивана все плохо, начнется мордобой. Отец пьян и агрессивен. Я говорю, что Иван молодец и очень старается. Все равно ничего не изменить, пусть хотя бы этого шестнадцатилетнего угрюмого викинга со светлыми кудрями не будут бить при мне. Мать вспыхивает радостью:
«Он же добрый у меня. Никто не верит, а он добрый. Он знаете, как за братьями-сестрами смотрит! Он и по хозяйству, и в тайгу сходить… Все говорят — учится плохо, а когда ему учиться-то? Вы садитесь, садитесь, я вам чаю налью», — она смахивает темной тряпкой крошки с табурета и кидается ставить грязный чайник на огонь.

Этот озлобленный молчаливый переросток может быть добрым? Я ссылаюсь на то, что вечереет, прощаюсь и выхожу на улицу. До моего дома двенадцать километров. Начало зимы. Темнеет рано, нужно дойти до темна.

ученики, проблемное поведение в школе
— Светлана Юрьевна, Светлана Юрьевна, подождите! — Ванька бежит за мной по улице. — Как же вы одна-то? Темнеет же! Далеко же! — Матерь божья, заговорил. Я не помню, когда последний раз слышала его голос.
— Вань, иди домой, попутку поймаю.
— А если не поймаете? Обидит кто? — «Обидит» и Дальний Восток вещи несовместимые. Здесь все всем помогают. Убить в бытовой ссоре могут. Обидеть подобранного зимой попутчика — нет. Довезут в сохранности, даже если не по пути. Ванька идет рядом со мной километров шесть, пока не случается попутка. Мы говорим всю дорогу. Без него было бы страшно — снег вдоль дороги размечен звериными следами. С ним мне страшно не меньше — перед глазами стоят мутные глаза его отца. Ледяные глаза Ивана не стали теплее. Я говорю, потому что при звуках собственного голоса мне не так страшно идти рядом с ним по сумеркам в тайге.

Наутро на уроке географии кто-то огрызается на мое замечание.
«Язык придержи, — негромкий спокойный голос с задней парты. Мы все, замолчав от неожиданности, поворачиваемся в сторону Ивана. Он обводит холодным, угрюмым взглядом всех и говорит в сторону, глядя мне в глаза. — Язык придержи, я сказал, с учителем разговариваешь. Кто не понял, во дворе объясню».

У меня больше нет проблем с дисциплиной. Молчаливый Иван — непререкаемый авторитет в классе. После конфликтов и двусторонних мытарств мы с моими учениками как-то неожиданно умудрились выстроить отношения. Главное быть честной и относиться к ним с уважением. Мне легче, чем другим учителям: я веду у них географию. С одной стороны, предмет никому не нужен, знание географии не проверяет районо, с другой стороны, нет запущенности знаний. Они могут не знать, где находится Китай, но это не мешает им узнавать новое. И я больше не вызываю Ивана к доске. Он делает задания письменно. Я старательно не вижу, как ему передают записки с ответами.

Два раза в неделю до начала уроков политинформация. Они не отличают индийцев от индейцев и Воркуту от Воронежа. От безнадежности я плюю на передовицы и политику партии и два раза в неделю по утрам пересказываю им статьи из журнала «Вокруг света». Мы обсуждаем футуристические прогнозы и возможность существования снежного человека, я рассказываю, что русские и славяне не одно и то же, что письменность была до Кирилла и Мефодия. И про запад. Западом здесь называют центральную часть Советского Союза. Эта страна еще есть. В ней еще соседствуют космические программы и заборы, подпертые кривыми бревнами. Страны скоро не станет. Не станет леспромхоза и работы. Останутся дома-развалюхи, в поселок придет нищета и безнадежность. Но пока мы не знаем, что так будет.

Я знаю, что им никогда отсюда не вырваться, и вру им о том, что, если они захотят, они изменят свою жизнь. Можно уехать на запад? Можно. Если очень захотеть. Да, у них ничего не получится, но невозможно смириться с тем, что рождение в неправильном месте, в неправильной семье перекрыло моим открытым, отзывчивым, заброшенным ученикам все дороги. На всю жизнь. Без малейшего шанса что-то изменить. Поэтому я вдохновенно им вру о том, что главное — захотеть изменить.


Весной они набиваются ко мне в гости: «Вы у всех дома были, а к себе не зовете, нечестно». Первым, за два часа до назначенного времени, приходит Лешка, плод залетной любви мамаши с неизвестным отцом. У Лешки тонкое породистое восточное лицо с высокими скулами и крупными темными глазами. Лешка не вовремя. Я делаю безе. Сын ходит по квартире с пылесосом. Лешка путается под ногами и пристает с вопросами:

— Это что?
— Миксер.
— Зачем?
— Взбивать белок.
— Баловство, можно вилкой сбить. Пылесос-то зачем покупали?
— Пол пылесосить.
— Пустая трата, и веником можно, — он тычет пальцем в фен. — А это зачем?
— Лешка, это фен! Волосы сушить!

Обалдевший Лешка захлебывается возмущением:
— Чего их сушить-то?! Они что, сами не высохнут?!
— Лешка! А прическу сделать?! Чтобы красиво было!
— Баловство это, Светлана Юрьевна! С жиру вы беситесь, деньги тратите! Пододеяльников, вон — полный балкон настирали! Порошок переводите!
В доме Лешки, как и в доме Ивана, нет пододеяльников. Баловство это, постельное белье. А миксер мамке надо купить, руки у нее устают.

Иван не придет. Они будут жалеть, что Иван не пришел, слопают без него домашний торт и прихватят для него безе. Потом найдут еще тысячу и один притянутый за уши повод, чтобы в очередной раз завалиться в гости, кто по одному, кто компанией. Все, кроме Ивана. Он так и не придет. Они будут без моих просьб ходить в садик за сыном, и я буду спокойна — пока с ним деревенская шпана, ничего не случится, они — лучшая для него защита. Ни до, ни после я не видела такого градуса преданности и взаимности от учеников. Иногда сына приводит из садика Иван. У них молчаливая взаимная симпатия.

На носу выпускные экзамены, я хожу хвостом за англичанкой — уговариваю не оставлять Ивана на второй год. Затяжной конфликт и взаимная страстная ненависть не оставляют Ваньке шансов выпуститься из школы. Елена колет Ваньку пьющими родителями и брошенными при живых родителях братьями-сестрами. Иван ее люто ненавидит, хамит. Я уговорила всех предметников не оставлять Ваньку на второй год. Елена несгибаема, ее бесит волчонок-переросток, от которого пахнет затхлой квартирой. Уговорить Ваньку извиниться перед Еленой тоже не получается:

— Я перед этой сукой извиняться не буду! Пусть она про моих родителей не говорит, я ей тогда отвечать не буду!
— Вань, нельзя так говорить про учителя, — Иван молча поднимает на меня тяжелые глаза, я замолкаю и снова иду уговаривать Елену:
— Елена Сергеевна, его, конечно же, нужно оставлять на второй год, но английский он все равно не выучит, а вам придется его терпеть еще год. Он будет сидеть с теми, кто на три года моложе, и будет еще злее.

Перспектива терпеть Ваньку еще год оказывается решающим фактором, Елена обвиняет меня в зарабатывании дешевого авторитета у учеников и соглашается нарисовать Ваньке годовую тройку.
Мы принимаем у них экзамены по русскому языку. Всему классу выдали одинаковые ручки. После того как сданы сочинения, мы проверяем работы с двумя ручками в руках. Одна с синей пастой, другая с красной. Чтобы сочинение потянуло на тройку, нужно исправить чертову тучу ошибок, после этого можно браться за красную пасту. Один из парней умудрился протащить на экзамен перьевую ручку. Экзамен не сдан — мы не смогли найти в деревне чернил такого же цвета. Я рада, что это не Иван.


Им объявляют результаты экзамена. Они горды. Все говорили, что мы не сдадим русский, а мы сдали! Вы сдали. Молодцы! Я в вас верю. Я выполнила свое обещание — выдержала год. В сентябре мне дадут первый класс. Те из моих, кто пришел учиться в девятый, во время линейки отдадут мне все свои букеты.

Начало девяностых. Первое сентября. Я живу уже не в той стране, в которой родилась. Моей страны больше нет.

— Светлана Юрьевна, здравствуйте! — меня окликает ухоженный молодой мужчина. — Вы меня узнали?
Я лихорадочно перебираю в памяти, чей это отец, но не могу вспомнить его ребенка:
— Конечно, узнала, — может быть, по ходу разговора отпустит память.
— А я вот сестренку привел. Помните, когда вы к нам приходили, она со мной на кровати сидела?
— Ванька! Это ты?!
— Я, Светлана Юрьевна! Вы меня не узнали, — в голосе обида и укор. Волчонок-переросток, как тебя узнать? Ты совсем другой.
— Я техникум закончил, работаю в Хабаровске, коплю на квартиру. Как куплю, заберу всех своих.

Он вошел в девяностые как горячий нож в масло — у него была отличная практика выживания и тяжелый холодный взгляд. Через пару лет он действительно купит большую квартиру, женится, заберет сестер и братьев и разорвет отношения с родителями. Лешка сопьется и сгинет к началу двухтысячных. Несколько человек закончат институты. Кто-то переберется в Москву.

— Вы изменили наши жизни.
— Как?
— Вы много всего рассказывали. У вас были красивые платья. Девчонки всегда ждали, в каком платье вы придете. Нам хотелось жить как вы.

Как я. Когда они хотели жить как я, я жила в одном из трех домов убитого военного городка рядом с поселком леспромхоза. У меня был миксер, фен, пылесос, постельное белье и журналы «Вокруг света». Красивые платья я шила вечерами на подаренной бабушками на свадьбу машинке.

Ключом, открывающим наглухо закрытые двери, могут оказаться фен и красивые платья. Если очень захотеть."

автор: Светлана Комарова

МОЖНО ЛИ ВОСПОЛНИТЬ ДЕФИЦИТ ЛЮБВИ, НЕДОПОЛУЧЕННОЙ В ДЕТСТВЕ?

На днях задали вопрос: "Можно ли восполнить дефицит любви, недополученной в детстве?". Есть разные мнения психологов, в зависимости от терапевтической школы:
🔹 Нельзя, если в детстве не было велосипеда, он там не появится;
🔹 Можно, никогда не поздно иметь счастливое детство, все у нас в голове;
🔹 Можно частично.

Давайте разбираться. Разложим "долюбленность" и "недолюбленность" на действия по отношению к ребенку.

🔶 "Долюбили" – это когда:
🔸 Любили и принимали безусловно;
🔸 Уделяли внимание;
🔸 Принимали во всех чувствах: злым, раздраженным, плачущим;
🔸 Помогали проживать сложные чувства и периоды;
🔸 Были на стороне ребенка;
🔸 Интересовались мыслями и внутренним миром ребенка;
🔸 Помогали познавать себя и мир;
🔸 Считали привлекательным внешне и напоминали об этом;
🔸 Обнимали, говорили ласковые слова;
🔸 Родители любили себя, относились к себе с уважением, учили примером;
И пр.

В этом описании может читаться, что родители должны быть идеальными. Вовсе нет. Родители могут срываться, иногда кричать, не обнимать, злиться и раздражаться. Вопрос в процентном соотношении: это стиль жизни или нечастые вкрапления.

🔷 "Недолюбили" – это когда:
🔹 Любили условно, за поступки и действия. Получил пять – хороший ребенок, получил два – плохой. Мусор вынесла – умница дочка. Не вынесла – несносный ребенок;
🔹 Уделяли внимание отрывочно: "Говори быстрее, что хочешь, мы заняты". И так регулярно, без капли включенного внимания;
🔹 Подавляли чувства: "Не плачь!", "Что ты ноешь?", "Не расстраивайся!" и прочие "не чувствуй";
🔹 Не могли прожить свой стыд по поводу ребенка и становились на сторону учителей и других людей во время критики;
🔹 Не интересовались мыслями и внутренним миром ребенка;
🔹 Навязывали мнение;
🔹 Расшатывали психику противоречивыми посланиями, за одни и те же действия то ругали, то поощряли;
🔹 Считали внешне непривлекательным и напоминали об этом;
🔹 Не обнимали, не говорили слова любви;
🔹 Применяли физическое или психологическое насилие,
И пр.

"Долюбленный" ребенок учится любить себя, "недолюбленный" – не любить. Долюбленный прочувствовал, как это – быть принятым, защищенным, поддержанным. Недолюбленный – как быть отверженным, игнорируемым.

На психологическом языке "долюбленность" называется "безопасная привязанность": когда у ребенка есть непоколебимая уверенность в своей важности и ценности для родителей.

✳ Как формировать безопасную привязанность
(Подход работает не только с детьми).

✅ 1. Любить безусловно и быть на стороне ребенка.

Типичная ситуация – учитель жалуется родителям, обсуждает не поступки, а личность. Не "получил двойку", а "тупой", не "случайно задел товарища", а "агрессивный драчун", не "забыл сменку", а "растяпа". Родитель в порыве стыда присоединяется к учителю. Мол, да, он у нас балбес, и вообще: туповат, плоховат, можно сказать – никчемный, вы уж простите его, плохиша такого. И тогда ребенок воспринимает предательство и публичное обесценивание как норму. Что с ним так можно. Ведь родитель не защитил, а нормализовал ситуацию унижения.

Позже, лет через двадцать, "Твой отчет сыроват" от коллеги услышится как "Ну ты и тупой". Долюбленный спросит, как исправить, а недолюбленный услышит оскорбление. Долюбленный знает, что ошибаться нормально, с ним все в порядке. Недолюбленный связывает оценку действий с посягательством на личность, а фразу "сырой отчет" воспринимает как нападение.

Послушайте диалоги незнакомцев в очереди, в транспорте – да где угодно. Они разворачиваются по схеме "нападение – защита". В нашей культуре у людей наблюдается запредельная концентрация недолюбленности и ощущения себя плохими. Безобидная фраза вызывает шквал агрессии. Это бунтуют недолюбленные девочки и мальчики, которых в детстве не защитили и не сказали: "Марьванна, да что вы такое говорите, у нас прекрасный талантливый ребенок. Да, получил двойку, но это не делает его плохим. Все ошибаются, идеальных нет. Давайте вместе подумаем, как исправить". Тот стыд прорывается в сегодня и требует защищаться даже там, где не нападают.

✅ 2. Давать ребенку достаточное количество любви.

Ребенок каждой клеточкой должен ощущать, что он желанный, ему рады, он любим. Что он есть. Он – отдельный, а не продолжение родительских ожиданий.

Сравните два поздравления:

"С днем рождения! Будь хорошей девочкой, слушай маму и папу, получай хорошие оценки и не балуйся. Желаем хорошо закончить учебный год, и тогда мы купим тебе айфон". Или: "Ты наша любимая дочь, мы счастливы быть твоими родителями. Что бы ни случилось, знай – мы у тебя есть. Мы всегда будем на твоей стороне. Перед тобой открыты сотни дорог; пробуй, выбирай, а мы всегда будем рядом и поддержим. Мы любим тебя". Чувствуете разницу? Первое – о родительских ожиданиях, в нем нет ни слова о любви. Второе – о дочери и ее потребностях. Конечно, это очень сложно – заглянуть ребенку в душу, увидеть самое хорошее и рассказать об этом, поддержать. Для этого нужно уметь поддерживать себя.

✅ 3. Видеть в ребенке личность, признавать уникальность.

Принимать увлечения и разделять радость от увлечений. Не: "Какой из тебя гитарист, что ты там бренькаешь", а: "Надо же, какое интересное увлечение, сыграешь для меня?". Не ставить ультиматумы плана "Мы – медицинская династия, не бывать тебе дизайнером". Тысячи, сотни тысяч дипломов заброшены со дня получения. Диплом – для родителей, а после начинаются поиски себя. Любовь – это помочь ребенку найти себя, его склонности и таланты, а не сбить поисковые настройки.

Важно понимать и принимать тип темперамента. Один схватывает на лету, другому нужно больше времени на глубокие раздумья; у кого-то развит слуховой канал восприятия, у кого-то визуальный; кто-то стремительный, кто-то медлительный. Это не делает ребенка плохим или хорошим. Это врожденное. Если ребенок медлительный, вы не сделаете из него гениального спринтера. Сделаете посредственного, попутно сломав то, в чем он действительно мог бы преуспеть.

✅ 4. Понятная система поощрений и наказаний.

Недавно, по соседству в кафе, сидела дама с собачкой. Собака непрерывно скулила, выпрашивая еду. Дама то ругала, то давала лакомство. Пес не знал, что последует за выпрашиванием: крик или поощрение. Он скулил, прижимал уши, но просил. В его собачьей картине мира нет понимания: "нельзя – значит нельзя". С детьми так же, и тогда у ребенка формируется хаос в мыслях и в жизни.

------------------------------—
Чтобы долюбить, стоит принимать ребенка, формировать доверие к миру, поддерживать, давать четкое понимание: "мы на твоей стороне". Помогать распознавать склонности и таланты, понимать темперамент и тип личности. Подбирать кружки и секции под ребенка, а не под свои амбиции. Знать возрастные нормы. Поддерживать творческие поиски и бережно, очень аккуратно направлять. Грамотно использовать поощрения и наказания, четко формировать причинно-следственные связи. Речь о жизненной стратегии. Ситуативные вкрапления "неидеальности" в виде криков и гнева могут быть даже у "идеальных" родителей.

Долюбленный ребенок перенимает способ обращения с собой и, со временем, сам относится к себе с любовью и бережно. Образно говоря, каждый ребенок рождается с пустой емкостью внутри, которая по мере взросления заполняется родительской любовью, и позже станет несущей опорой личности и частью самооценки. Если емкость не заполнили, то вместо веры в себя – неверие. Нет внутренней опоры. Человек не знает, какой он, но полагает, что плохой. Любовь к себе становится шаткой и зависимой от чужих слов и поступков. Похвалили – ура, меня любят, я ценный; показали недовольство – я ничтожество, жалкий, гадкий. И тогда формируется зависимость от похвалы и чужого мнения.

Недолюбленные девочки попадают в плохие истории. Сосуд любви пустой и требует наполнения любовью, но они не умеют отличать любовь от использования. У недолюбленных нет понимания "со мной так нельзя". Их затягивает водоворот насилия и медленного самоуничтожения. Осуждение окружающих еще глубже затягивает и лишает попыток выбраться. Они действительно винят себя и не видят способов спастись. В их картине мира нет таких способов.

Недолюбленные мальчики ищут сильных и авторитетных. На эту роль идеально подходят лидеры нехороших компаний. В такой компании недолюбленный мальчик чувствует себя сопричастным чему-то большому и важному, чувствует себя значимым. Жажда любви столь велика, что не важно, кто эту "любовь" демонстрирует. Даже если это компания по мучению котят, чувство сопричастности и единства становится важнее моральных принципов. Такой мальчик не в силах отличить любовь от использования. С девочками так же, с поправкой на тип социализации.

Конечно, это крайние точки. Человек с наполовину пустой емкостью просто чувствует себя неважным и незначимым. Идет работать на первую подвернувшуюся работу. Вступает в первые попавшиеся отношения, терпит плохое отношение. Даже больше – он не умеет отличать хорошие отношения от плохих и не понимает, что терпит.

Если емкость заполнена чуть больше, человеку свойственны метания. С одной стороны, он, будучи в отношениях, чувствует себя одиноко. С другой – не знает, что с этим делать: оставаться в текущих отношениях или строить другие – глубокие, с близостью и принятием. Переживает, что такие не найдет. Текущие отношения становятся тягостными. Вроде и нормальные, вроде такие, как у всех, но радость не приносят или приносят временную. Жизнь не ощущается в полную силу.
—--------------------------------------—

Можно ли "долюбить" себя самостоятельно? Сложный вопрос. Невозможно узнать вкус шоколада, если не попробуешь. Так и с принятием – сложно объяснить, что это, если в опыте не было.

Принятие можно "попробовать на вкус" не только с родителями, но и с другими – долюбленными, которые умеют принимать. Сложность в том, что долюбленным с недолюбленными тяжело и непонятно, они вряд ли пересекутся. А если и пересекутся, то долюбленный быстро устанет. Недолюбленный проявляется через манипуляции, требования доказать любовь, истерики, контроль, сарказм, попытки стыдить. Это его способы получения любви и подтверждения своей значимости. Но долюбленный себя понимает и умеет говорить спокойно. Ему не понятно, зачем общаться через манипуляцию. А недолюбленному сложно разговаривать спокойно, сквозь травму это почти невозможно.

Научиться совладать с травмой недолюбленности поможет психолог. Грамотные психологи обладают специальными инструментами: безоценочным принятием, умением создать принимающую атмосферу и дать направленное внимание. Без советов, рекомендаций и желания "починить".

✔ Примерные этапы работы с психологом:
➕ Оценить степень недолюбленности.
➕ Признать, что недолюбили, прожить всю гамму чувств по этому поводу: отгоревать, прожить обиду, возмущение, злость, ненависть.
➕ Принять и прожить тот факт, что детство не повернуть вспять.
➕ Позволить себе чувствовать. В детстве это, скорее всего, пресекали или не придавали значения чувствам, любили только "отличником". Научиться принимать себя в разных чувствах и состояниях.
➕ Осознать и принять свою "хорошесть" и право быть. Просто быть, не заслуживая любовь. Наслаждаться собой, принять свое тело, его возможности, познакомиться с собой заново.
➕ Двигаться дальше, осознать и принять ответственность за свою жизнь. Признать, что теперь не чужая оценка влияет на восприятие вашей хорошести, а только вы сами.
➕ Проработать страхи и сопротивления в связи с новым пониманием.
➕ Изучить свои психологические границы, научиться себя поддерживать.
➕ Наметить план новой жизни, в которой вы сами для себя важны, значимы и ценны.
➕ Начать воплощать.
На это могут уйти месяцы и годы. Побочный эффект – вы перестанете втягиваться в деструктивные и токсичные отношения. Познакомитесь с собой. Раскроете свои таланты, найдете занятие по душе. Перестанете пользоваться манипуляциями и требовать любовь. Отношения станут близкими, теплыми и принимающими.

Без помощи психолога многие застревают на пункте два. Это болезненный момент: признать, что родительская любовь не получена. Кто-то, осознав свою недолюбленность, может прийти к мысли, что родители виноваты во всем. В этом месте есть риск перенести ответственность на "виноватых"; зацепиться за эту идею, лелеять ее, искать причины всех своих бед и жить, как раньше, ничего не меняя. Вы имеете право на злость, ненависть. Имеете право не прощать. Очень важно пройти через это осознанно. Не просто провалиться в ненависть или чувство вины, а выплыть и принять новое решение о полноценной и здоровой жизни. Конечно, себя безумно жалко, но важно, чтобы вы управляли жалостью, а не она вами. Именно для этого нужен психолог: направить жалость и ненависть в нужное русло, при этом принять осознанное решение менять ситуацию.

Стартовый капитал в виде безусловной любви – это бесценно. Но многих ли вы знаете с таким капиталом? Только недавно появилась информация, как "правильно" любить детей. Большинство из нас ранены нелюбовью, но додать себе любовь, наполнить сосуд любви – в наших руках.

✔ Если возможности работы с психологом нет, то следующие шаги по самостоятельной работе лучше, чем ничего:
➕ Познакомиться со своей эмоциональной сферой. Эмоции – это доступ к своим состояниям, они же – возможность управлять собой.
➕ Тренировать осознанность и освоить практику внимательности, об этом много рассказывает Виктор Ширяев.
➕ Вести дневник чувств и событий. Расчертить на две графы: слева – события, справа – чувства, которые вызвали эти события. Отмечать в дневнике все состояния, регулярно перечитывать. Замечать ситуации, в которых вы требовали любовь или сдавали свои позиции. Так вы ближе познакомитесь с собой.
➕ Научиться слышать себя и других.
Работа предстоит непростая. Но результаты того стоят.

Автор: Юлия Сыпачевская (психолог)

ОТВЕРГАЯ ОТЦА...

〽 На приеме: (мальчик 6 лет, тяжелое невротическое расстройство)
- С кем ты живешь?
- С мамой.
- А папа?
- А мы его выгнали.
- Как это?
- Мы с ним развелись … он нас унижает... он не мужик … испортил нам лучшие годы…

〽 На приеме: (подросток 14 лет, тяжелые мигрени, обмороки, противоправное поведение)
- А почему ты не нарисовал папу, ведь вы же одна семья?
- Лучше бы его вообще не было, такого папы…
- Что ты имеешь ввиду?
- Он матери всю жизнь испоганил, вел себя как свинья…сейчас не работает…
- А лично к тебе папа как относится?
- Ну, за двойки не ругает…
- … все?
- И все, …чего от него? ...я даже деньги сам зарабатываю себе на развлечения…
- А чем зарабатываешь?
- Корзины плету…
- А кто научил?
- Отец…он меня вообще многому научил, я еще рыбу ловить могу…машину водить могу… по дереву немного… вот к весне лодку смолили, на рыбалку с отцом поедем.
- Как же ты в одной лодке сидишь с человеком, которого бы лучше вообще на свете не было?
- … ну, вообще у нас с ним так-то… отношения интересные … когда мать уезжает, у нас хорошо…это она с ним не ладит, а я то и с мамкой и с отцом могу, когда не вместе...

〽 На приеме: (девочка 6 лет, проблемы с общением, не внимательная, ночные кошмары, заикание, грызет ногти …)
- Почему ты нарисовала только маму с братом, а где же папа и ты?
- Ну, мы в другом месте, чтобы у мамы было хорошее настроение…
- А если вы будете все вместе?
- То плохо…
- Как это плохо?
- ... … (девочка плачет)
Через некоторое время:
- Только вы маме не говорите, что я папу тоже люблю, очень…

〽 На приеме: (подросток с тяжелым невротическим нарушением)
- …Ваш сын действительно верит в смерть своего отца?
- Да! Мы это ему специально сказали,… а то не дай бог с ним встретиться захочет, потом необерешься наследственности,… но мы с бабушкой про отца только хорошее говорим, чтоб не переживал и стремился стать хорошим человеком.

〽 На приеме: (мальчик 8 лет, тяжелая депрессия и ряд других заболеваний)
- … А что с папой?
- Не знаю…
Я обращаюсь к маме:
- Вы не говорите о смерти отца?
- Он знает, мы говорили об этом… (мама плачет), да он и не спрашивает, и фотографии смотреть не хочет.
Когда мама выходит из кабинета, я спрашиваю мальчика:
- … тебе интересно про папу узнать?
Мальчик оживает и первый раз смотрит мне в глаза.
- Да, но нельзя…
- Почему?
- Мама опять заплачет, не надо.

🔷 За время работы с детьми, в своей практике, мне пришлось столкнуться со следующими фактами:

🔹 Дети любят своих родителей одинаково сильно, вне зависимости от демонстрируемого ими поведения.
🔹 Ребенок воспринимает маму и папу как целое и как важнейшую часть самого себя.
🔹 Отношение ребенка к отцу и отца к ребенку всегда формирует мать. (Женщина выступает посредником между отцом и ребёнком, именно она транслирует ребёнку: кто его отец, какой он и как к нему следует относиться).

Мать имеет абсолютную власть над ребёнком, она делает с ним всё что захочет, сознательно или бессознательно.
Такая сила дана женщине природой для того, чтобы потомство смогло выжить без лишних сомнений.
Сначала сама мама является миром ребенка, а позднее она выводит ребенка в мир через себя.
Ребенок познает мир через маму, видит мир ее глазами, акцентирует внимание на том, что значимо для мамы.
Осознанно и неосознанно мама активно формирует восприятие ребенка.
С отцом ребенка тоже знакомит мама, она транслирует степень значимости отца.
Если мама не доверяет мужу, то ребенок будет избегать отца.

〽 На приеме:
- Моей дочке 1год 7месяцев. Она с криком убегает от отца, а когда он берет ее на руки - плачет и вырывается. А последнее время стала говорить отцу: “Уходи, я тебя не люблю. Ты плохой”.
- А что вы действительно чувствуете к своему мужу?
- Я сильно обижена на него…до слез.

Отношение отца к ребенку тоже формирует мать.
Например, если женщина не уважает отца ребенка, то мужчина может отказать ребенку во внимании.
Достаточно часто повторяется одна и та же ситуация: стоит только женщине изменить внутреннее отношение к отцу ребенка, как он неожиданно изъявляет желание видеть ребенка и участвовать в его воспитании.
И это даже в тех случаях, когда отец до этого долгие годы игнорировал ребенка.

🔹 Если нарушено внимание, память, неадекватна самооценка, а поведение оставляет желать лучшего – то в душе ребенка катастрофически не хватает отца.
🔹 Отвержение отца в семье часто ведет к появлению интеллектуальной и психической задержке развития ребенка.
🔹 Если нарушена коммуникативная сфера, высокая тревожность, страхи, а приспосабливаться к жизни ребенок так и не научился, и везде чувствует себя чужим – значит он никак не может отыскать маму в своем сердце.
🔹 Детям легче справляться с проблемами взросления, если они чувствуют, что мама и папа принимают их целиком, такими, какие они есть.
🔹 Ребенок растет здоровым эмоционально и физически, когда он находится вне зоны проблем своих родителей - каждого индивидуально и/или их как пары. То есть он занимает свое детское место в системе семьи.
🔹 Ребёнок всегда “держит флаг” за отвергнутого родителя. Поэтому он будет соединяться с ним в своей душе любыми способами.
Например, он может повторять тяжёлые особенности судьбы, характера, поведения и т.п. Причём, чем сильнее мать не принимает эти особенности, тем ярче у ребёнка они проявляются. Но как только мама искренне разрешит ребёнку быть похожим на своего отца, любить его открыто, у ребёнка появится выбор: соединяться с отцом через тяжелое или же любить его напрямую – сердцем.

🔸 Ребенок предан маме и папе одинаково сильно, он связан любовью.
Но когда отношения в паре становятся тяжелыми, ребенок силой своей преданности и любви глубоко включается в то тяжелое, что причиняет боль родителям.
Он берет на себя столько, что действительно во многом облегчает душевные страдания одного или обоих родителей сразу.
Например, ребенок может стать психологически равным родителям: другом, партнером.
И даже психотерапевтом.
А может подняться еще выше, заменяя психологически им их родителей.
Такая ноша является непосильной ни для физического, ни для психического здоровья ребенка. Ведь, в итоге, он остается без своей опоры – без родителей.

🔸 Когда мама не любит, не доверяет, не уважает или просто обижена на отца ребенка, то глядя на ребенка и видя в нем многие проявления отца, осознанно или неосознанно дает малышу понять, что его “мужская часть” плохая. Она как бы говорит: “Это мне не нравится. Ты не мой ребенок, если ты похож на своего отца”.
И из любви к матери, а точнее из-за глубокого стремления выжить в данной семейной системе, ребёнок всё-таки отказывается от отца, а следовательно и от мужского в себе.

За подобный отказ ребенок платит слишком дорогую цену.
В душе этого предательства он себе никогда не простит.
И обязательно накажет себя за это сломанной судьбой, плохим здоровьем, неудачливостью в жизни.
Ведь жить с этой виной невыносимо, даже если она не всегда осознаётся.
Но это цена его выживания.

Чтобы примерно почувствовать, что же происходит в душе ребёнка, попробуйте закрыть глаза и представить двух самых близких для вас людей, за которых вы можете, не задумываясь, отдать жизнь.
А теперь вы все трое, крепко держась за руки, оказались в горах.
Но гора, на которой вы стояли, неожиданно рухнула.
И оказалось, что вы чудом удержались на скале, а два ваших самых дорогих человека повисли над пропастью, держась за ваши руки.
Силы кончаются и вы понимаете, что двоих не вытащить.
Спасти можно только кого-то одного.
Кого вы выберете? В этот момент мамы, как правило, говорят: “Нет, лучше уж умереть всем вместе. Это ужасно!”
Действительно, так было бы легче, но условия жизни таковы, что ребенку приходится сделать невозможный выбор.
И он его делает. Чаще в сторону мамы.

“Представьте, что вы все-таки отпустили одного человека и вытащили другого.
-Что вы будете чувствовать по отношению к тому, кого вы не смогли спасти?
-Огромную, испепеляющую вину.
- А к тому, ради кого вы это сделали?
- Ненависть”.

🔸 Но природа мудра - тема злости на мать в детстве табулирована жестко. Это оправдано, ведь мама не только дарит жизнь, она её ещё и поддерживает. После отказа от папы, мама остается единственным человеком, который может поддержать в жизни.
Поэтому, выражая свой гнев, можно спилить сук, на котором сидишь.
И тогда этот гнев обращается на самого себя (аутоагрессия).
“Это я плохо справился, я предал папу, я сделал недостаточно для того, чтобы…
и только я один.
Мама не виновата - она слабая женщина”.
И тогда начинаются проблемы с поведением, психическим и физическим здоровьем.

🔸 Мужское гораздо больше, чем похожесть на собственного отца.
Принцип мужского – это закон. Духовность.
Честь и достоинство.
Чувство меры (внутреннее ощущение уместности и своевременности).
Социальная самореализация (работа по душе, хороший материальный доход, карьера) возможна, только если в душе человека есть позитивный образ отца.

🔸 Какой бы замечательной ни была мать, но только отец может инициировать взрослую часть внутри ребёнка. (Даже если отцу самому не удалось выстроить отношения с собственным отцом. Для процесса инициации это не столь важно).

Вы, наверное, встречали взрослых людей, которые инфантильны и беспомощны как дети?
Начинают одновременно кучу дел, имеют множество проектов, но ни один так и не доводят до конца.
Или те, кто боятся начать дело, проявить активность в социальной самореализации.
Или те, кто не могут сказать “нет”.
Или не держат данного слова, на них сложно в чём либо положиться.
Или те, кто постоянно лгут.
Или те, кто боятся иметь собственную точку зрения, соглашаются со многим против собственной воли, “прогибаясь” под обстоятельства.
Или наоборот, те, кто ведут себя вызывающе, воюют с окружающим миром, противопоставляя себя другим людям, многое делая в пику, или даже ведут себя противоправно.
Или те, кому жизнь в социуме даётся с огромным трудом, “втридорога” и т.п. – всё это те люди, у которых не было доступа к своему отцу.

🔸 Только рядом с отцом маленький ребёнок впервые познаёт границы.
Собственные границы и границы других людей.
Грани дозволенного и не дозволенного.
Свои возможности и способности. Рядом с отцом ребёнок чувствует, как действует закон.
Его силу.
(С мамой отношения строятся по другому принципу: без границ – полное слияние).
Как пример, можно вспомнить поведение европейцев (в Европе ярко выражены принципы мужского) и русских (в России ярко выражены принципы женского), когда они вместе оказываются на одной территории. Европейцы, на какой бы маленькой территории не оказались в пространстве, интуитивно размещаются таким образом, что никому никто не мешает, никто не нарушает ничьих границ, и даже если это переполненное людьми пространство, то всё равно каждому остаётся место для своих интересов.
Если же появляются русские, то они заполняют собой всё. Уже никому нет места рядом.
Своим поведением разрушая чужое пространство, потому что не имеют своих собственных границ.
Начинается хаос.
А это именно то, чем и является женское без мужского.

🔸 Именно в мужском потоке формируются достоинство, честь, воля, целеустремлённость, ответственность – во все временна высоко ценимые человеческие качества.

Дети, которых мама не допустила к отцовскому потоку (сознательно или бессознательно) не смогут легко и естественно пробудить в себе уравновешенного, взрослого, ответственного, логичного, целеустремлённого человека – теперь придётся прилагать огромные усилия.
Потому что психологически они остались мальчиками и девочками, так и не став мужчинами и женщинами.

Теперь за мамино решение "оградить ребёнка от отца" человек всю жизнь будет платить невероятно высокую цену.
Словно он потерял благословение на жизнь.

“Если жена уважает мужа, а муж уважает жену, дети тоже чувствуют уважение к себе. Кто отвергает мужа (или жену), тот отвергает его (или её) в детях. Дети воспринимают это как личное отвержение” - Берт Хеллингер.

🔸 Отец играет разные, но значимые роли для сына и дочери. Для мальчика отец – это его самоидентификация по полу (т.е. ощущение себя мужчиной не только физически, но и психологически). Отец - это родина для сына, его “стая”.

Мальчик с самого начала рождается у человека другого пола.
Всё, с чем соприкасается мальчик в матери – иное по сути, иное, чем он сам. Женщина переживает то же чувство.
Поэтому замечательно, когда мама может одарить сына своей любовью, наполнив женским потоком, инициировав женские принципы, с любовью отпустив его на родину – к отцу.
(Кстати, только в этом случае сын может уважать свою мать и быть ей искренне благодарен).

🔸 С момента рождения и, примерно, до трёх лет мальчик находится в поле влияния матери. Т.е. он напитывается женским: чувствительностью и нежностью. Способностью к близким, доверительным и долговременным эмоциональным отношениям.
Именно с матерью ребёнок учится эмпатии (вчувствование в душевное состояние другого человека).
В общении с ней пробуждается интерес к другим людям.
Активно инициируется развитие эмоциональной сферы, а так же интуиции и творческих способностей – они тоже в зоне женского.
Если мать была открыта в своей любви к малышу, то в последствии, став взрослым, такой мужчина будет заботливым мужем, ласковым любовником и любящим отцом.

🔸 В норме, примерно, после трёх лет, мама отпускает сына к отцу. Важно подчеркнуть, что она отпускает его навсегда. Отпускает, значит, разрешает мальчику напитываться мужским и быть мужчиной.
И для этого процесса не столь важно, жив отец или умер, может быть, у него другая семья, или он далеко, или у него тяжелая судьба.

🔸 Бывает и так, что биологического отца нет и не может быть рядом с ребёнком.
Тогда здесь имеет значение, что мать чувствует в душе к отцу ребёнка.
Если женщина не может согласиться ни с его судьбой, ни с ним, как правильным отцом для её ребёнка, то малыш получает пожизненный запрет на мужское.
И даже правильная среда, в которой он вращается, не сможет скомпенсировать ему эту утрату.
Он может заниматься мужскими видами спорта, второй муж мамы может быть замечательным человеком и мужественным мужчиной, возможно, даже есть дедушка, или дядя, готовые общаться с ребенком, но всё это останется на поверхности, как форма поведения.
В душе ребёнок никогда не осмелится нарушить материнского запрета.

Но если женщине всё таки удаётся принять биологического отца ребёнка в своё сердце, то ребёнок бессознательно будет чувствовать, что мужское - это хорошо.
Сама мама дала своё благословение.
Теперь, встречая в своей жизни мужчин: дедушка, друзья, учителя, или новый мамин муж, ребёнок сможет через них напитываться мужским потоком.
Который, он будет брать у своего отца.

🔸 Единственное, что имеет значение, это: какой образ в душе у матери об отце ребёнка. Допустить ребёнка к отцовскому потоку мама может только при условии, что в душе она уважает отца ребёнка, или как минимум, хорошо к нему относится.
Если этого не происходит, то бесполезно говорить мужу: “Иди, поиграй с ребёнком. Сходите вместе погулять” и т.п., отец этих слов не услышит, так же, как и ребёнок.

Воздействие имеет только то, что принято душой.
Благословляет ли мама отца и ребёнка на взаимную любовь друг к другу?
Наполняется ли мамино сердце теплом, когда она видит, как ребёнок похож на своего отца?
Если отец признан, то теперь малыш начнёт активно наполнятся мужским.
Теперь развитие пойдёт по мужскому типу, со всеми мужскими особенностями, повадками, предпочтениями, и нюансами.
Т.е. теперь мальчик сильно начнёт отличаться от маминого женского и всё больше станет походить на папино мужское.
Так вырастают мужчины с выраженным мужским.

Автор: Марта Луковникова
Художник: Снежана Суш